Тётя Маша и 33 медведя. АНДРЕЙ бартенев

Жила-была тетя Маша. Как-то очередной раз забрела она в лес в избушку на опушке. Уставшая да голодная. Увидела съестное в горшках — все подчистую съела и от уплотнений в животе упала замертво в сон глубочайший среди подушек и перин, пахнущих свежерваной травой. Разбудило её рычание и толкание. Открыла глаза — мохнатые рожи! Рожи можнатые! Много рож! Носами мокрющими в тетю Машу тычут — внюхивают ее румяные щеки в широкие ноздри свои.

Ее глаза как выпучатся, как горькой влагой наполнятся, да закричит тетя Маша: «Ширли-Ширли ток-ток! Ширли-Ширли ток-ток!»

И пока чудища-медвежутища задумались о том, чтобы это значило, тетя Маша уже бежала по лесу, рвала на себе волосы, укладывая аккуратно вырванное на кусты можжевеловые вдоль тропы и что сил хватало вопила: «33 медведя! 33 медведя!».

Вбегает изрядно облысевшая в деревню и на ходу информирует охотников: «Так! Там 33 медведя! 33! Медведя!»

Охотники: «Где?»

Тетя Маша: «Найдите тропу всю в моей волосне!»

Охотники взяли самые тяжелые ружья и побрели по волосатой тропе тети Маши прямиком к 33 медведям. А тетя Маша не знала куда приклонить свою новостилизованную голову - увидала Бартенева! Что-то у нее защемило-засвербило между лопаток — и она догнала Бартенева, припала своей лысой головой к его лысой голове. «Одна лысая голова хорошо, а две лысых головы лучше!» — подумала тетя Маша и начала свой рассказ: «Там такие, ну ты понял, такие ну кувшины, ну кружки, ну тарелки, ну 33 медведя, ну…». Она стонала, стонала…

Художник Бартенев, не убирая лысую голову тети Маши со своего плеча, пододвинул гончарный круг к себе, бросил на круг лепёху глины дородной и стал лепить повествование тети Маши. Из её свежелысой головы сыпались крупные слезы и увлажняли вовремя добрую глину… Мастер лепил и в галерею на Солянке сносил. Где теперь лысая голова тети Маши — кто ж об этом знает? А горшки да медведи тута — перед вашими очами да вашими лысыми головами.