Итак, интервью, которого не было, с ответами, которые есть.
Вероника Георгиева: Всё начиналось с идеи всего одного сеанса «Партитуры движения», а в результате проект идёт седьмой год.
Катя Бочавар, создатель проекта, куратор: В октябре 2015 года в галерее ГРАУНД Песчаная открылась выставка «Визуальные партитуры», совместно с московским ГЦСИ и куратором Виталием Пацюковым. Для событийной программы этой выставки я и придумала перформанс, который назвала «Партитура движения». В нём соединялась неувядаемая классика рисования с натуры с чем-то новым и экзотичным — танцем буто. Суть перформанса в том, что модели — адепты самого медленного в мире танца, буто, двигаются, а художники их рисуют, не подозревая о том, что зарисовывают партитуру движений. Мы провели один сеанс, нас попросили о втором и третьем, и вот — проект живёт уже семь лет.
Вероника Георгиева: Что это за танец такой — буто?
Катя Бочавар: Если кто не знает, буто это танец смерти. Многие думают, что это древний японский танец, но, на самом деле, он был придуман и рождён после взрыва ядерной бомбы в Хиросиме и Нагасаки. Это танец человека, который умирает скоропостижно, но мучительно. Поэтому это какой-то очень странный танец: он очень-очень медленный.
Вероника Георгиева: Обычно художник рисует статичную натуру, при этом человеческая фигура будто превращается в некий предмет, от которого художник отстранён. Но при движении модели всё меняется. Возникает уникальная связь между танцором, доверяющим своё полуобнаженное тело пристальному взгляду художника, и самим художником. Некий танец вместе.
Арсений Сергеев, художник: В статике мы исполняем роли: я — художник, ты — модель. Когда модель движется, роли отменяются, или они смещаются, или они смешиваются. Кто здесь художник? Кто здесь модель?
Анастасия Врубель, художник: Когда я первый раз пришла на Партитуру, я вообще не знала, чего ожидать. И когда я оттуда уходила, для меня это был шок, потому что это непривычная ситуация для художника, который привык работать с моделью долго и вдумчиво. Но, с другой стороны, у меня случился вдруг такой неожиданный подъём сил, даже не драйв, а такое всепоглощающее впечатление, ошеломление в своём роде, что, несмотря на то, что у меня ничего не получилось, я поняла, что я приду ещё и ещё, и буду приходить каждый раз, как только смогу. Для меня это был шок и большое открытие, именно пластическое открытие.
Я какие-то задачи себе ставлю и пытаюсь продумывать свой подход, но каждый раз он абсолютно разбивается, все мои замыслы разбиваются вдребезги об реальность буквально с первой же минуты Партитуры. Это захватывающий поток, когда ты уже не думаешь, что и как ты рисуешь, а просто рисуешь то, что видишь. Когда делаешь произведение, ты о нём думаешь, конструируешь, пытаешься сопоставить форму с содержанием и т.д. А тут ты пытаешься быстрее поймать хоть что-нибудь, и в конце концов оказывается, что и форма и содержание всплывают сами.
Сами ребята, танцоры, они все такие сложные и необычные в плане пластики. Они сами, как художники, творят, у них есть свой образ, свой сюжет, своё содержание, и мне, как художнику, остаётся только следить за тем, что они делают и пытаться понять, уловить. И, если можно так сказать, информация, которая поступает от танцовщика, это совсем другая информация, не та, к которой я готовилась. У меня тут два варианта: либо пытаться во вред себе и во вред тому, что у меня получается, гнуть свою линию, либо отбросить всё это и уже поддерживать ту линию, которую ведёт танцовщик. То есть, я иду за тем, что происходит передо мной. Это очень живой процесс, и все удачи и неудачи, которые происходят, они и есть отображение этого процесса. В каком-то смысле, это каждый раз экзамен.
Владимир Ермаченков, перформансист, хореограф, танцовщик: Это не совсем ситуация перформанса, а некая форма коммуникации с художниками. Иногда связь между мной и художниками чувствуется, иногда нет. Сложно сказать, от чего это зависит, это скорее на каком-то чувственном, интуитивном уровне происходит. Как живая картина, которая происходит здесь и сейчас, на ваших глазах и, как только, она заканчивается, всё исчезает. Это самое прекрасное в танце, потому что вот оно есть, а вот его нет. Обнажение перед другими людьми, стирание социальных границ — для меня это самый прямой способ пробиться к сердцу, к чувствам человека.
Арсений Сергеев: Здесь проявляется индивидуальность по полной программе. В этой экстремальной ситуации художник вынужден мобилизоваться и сконцентрироваться, с одной стороны, на своих интересах, на тех аспектах, пластических, концептуальных, с которыми он по жизни работает, и тем, что его интересует в данный момент, то есть этот интерес нужно очень точно сформулировать — что конкретно ты рисуешь? Вот ведь вопрос, который по идее художник задаёт себе всегда, а здесь он ответить на этот вопрос вынужден. Иначе у него просто ничего не выйдет. Это, кстати, интересно — любой не готовый быстро уходит.
Катя Бочавар: Художники приходят в клуб рисовальщиков, как это обычно бывает, но они рисуют не статично стоящую фигуру, потому что, сами понимаете, обычно это пять минут, 15 минут, 45 минут, не знаю там, 7 часов академических — можно рисовать фигуру. Но всегда это будет статичная фигура. Но рисовать движущуюся фигуру, пусть даже очень медленно движущуюся, но всё-таки меняющую позу, и не по счёту раз-два-три, а тогда, когда танцору этого захочется, это держит в напряжении и вообще порождает много задач, которые параллельны непосредственно рисованию и с которыми рисовальщик должен справляться. И в то же самое время, сам рисовальщик. Что он рисует? Он рисует буто. Отдаёт он себе отчет, что он танец буто рисует? Нет, конечно. Он сконцентрирован на том, чтобы поймать, зафиксировать одну из поз. Но если впоследствии сложить эти рисунки вместе, то можно прочесть эту партитуру. Ты видишь, как человек движется.
Есть потрясающие рисовальщики, есть совсем неопытные рисовальщики, но это тоже любопытно. Танцоры любят танцевать в этом проекте. Они видят свой танец глазами рисовальщиков, и их это очень вдохновляет. Это специфическая, конечно, задача, потому что танцор должен понимать, что его рисуют, и каким-то образом помогать рисовальщику, и это всё-таки немножко другое, не то что, когда они выступают на сцене или выступают, например, с саунд-артистом — там другая задача. Мне очень интересно наблюдать эту энергетическую связь между танцорами и рисовальщиками. Это настоящее сотворчество: художники, которые рисуют и танцоры, которые танцуют. Оказалось, что этот уникальный опыт важен как для рисовальщиков, так и для танцоров. Возникли человеческие и творческие связи среди участников. Образовалось новое удивительное сообщество.
И даже через экран они должны как-то чувствовать друг друга и друг другу помогать и даже передавать энергию.
Вероника Георгиева: Говоря об экране, как удалось ГРАУНД Солянке сохранить это удивительное сообщество в карантин?
Катя Бочавар: Начался карантин, и то, что мы могли перенести в онлайн, мы перенесли. Партитура движения была у нас, конечно, под вопросом. Я смотрела в экран — там какая-то небольшая фигура, наверное, это будет людям не интересно. Но попытка — не пытка. Мы попробовали, и оказалось, что это у нас, можно сказать, событие № 1, мы никак не ожидали такого взрыва интереса и новых возможностей онлайн-перформанса. Нам пришлось добавить ещё один день в неделю, когда для наших рисовальщиков могут танцевать те танцоры, которые не живут в Москве. Валентин Цзин танцевал из Берлина, Саша Зубарев танцевал из Питера.
Вероника Георгиева: Танцевать перед монитором это, должно быть, совсем отличный опыт от перформанса перед группой людей.
Валентин Цзин, режиссёр, перформер и исследователь танца: Это был мой дебют, дебют в формате онлайн. Я практически не видел художников, которые меня рисовали. Но ухитрился пригласить художника-рисовальщика, который живёт по соседству, и он меня нарисовал. Был изначально внутренний импульс, какой-то такой ток, который пересёк дигитальные паутины и достиг художника, чтобы художник этот импульс почувствовал в первую очередь внутри себя. То есть, получается, как будто бы мы вместе танцевали, как будто я рисовал, а они танцевали. Воображение понеслось, я представил 15-20-30 или 50 других рисующих, и вот здесь, конечно, возник ток, и сразу ощутилось время, его динамика, появился ритм.
Сложно, когда нет присутствия зрителей, которые наблюдают, потому что в таком танце, как буто, очень важны все эти нейро-, микроволны, которые связывают тело танцора и тело зрителя, они создают химическую реакцию. Для меня это был серьёзный челлендж — я никогда не танцевал перед монитором. И я представил себе, как мой танец продолжится на бумаге, в рисунках. Меня очень увлекли эти фантазии, и когда мне прислали то, что они нарисовали, это, конечно, более чем оправдало мои ожидания, — такие разные взгляды на тело, движение, и это не портреты, это рисование натюрморта, динамика, специфика танца, его построение, взгляд со стороны …
Анастасия Врубель: Я понимаю, что у меня, может быть нет другого шанса когда-нибудь встретить в жизни Валентина или Назара, потому что нас разделяют огромные расстояния, но я не готова отказываться от этого, я не готова сказать: «Ах, он далеко, ах, по видео?! Заберите, не надо нам». Нет, наоборот, я скажу: «Да хоть как, давайте». Потому что и Валентин, он — другой, и Назар, он — другой, и Александр, он — другой, все они отличаются друг от друга, и нет другой возможности их увидеть и иначе с ними поработать. Значит, будем работать так, и всё.
Владимир Ермаченков: После перехода «Партитуры движения» в онлайн-режим для меня ничего не поменялось, кроме того, что тебе нужно понимать, где граница кадра заканчивается, чтобы не выпадать из него. И я даже подумал о том, что это и есть твоя рамка. Я пробовал сделать очень крупный кадр, чтобы помещаться в рамке, чтобы всё тело находилось в окошке видоискателя. И это любопытно — быть в большом пространстве, но себя запаковывать в коробочку и действовать только в ней. Ещё была интересная находка с ракурсом, потому что, чем ближе твоя нога, тем она больше в камере, а всё остальное тело получается маленькое. С этим тоже можно работать.
Мы продолжаем работать —
Владимир Ермаченков: За эти семь лет много рисовальщиков прошло через этот проект. Интерес к «Партитуре движения» не ослабевает — приходят студенты, преподаватели вузов. «Партитура движения» набирает обороты — я знаю, что нас рисуют в Нью-Йорке, в Брюсселе, в Мехико, это довольно любопытный формат, международный, межпланетарный даже!
Приходите к нам или присоединяйтесь в онлайн — каждое воскресенье в 15.00. Потому что —
Катя Бочавар: Важнейшая особенность «Партитуры движения» — её демократичность. В этом проекте могут участвовать те, кто рисуют всю жизнь и те, кто никогда этого не делал.
В рамках ГРАУНД зин феста Партитура Движения пройдёт в неожиданном формате — с двумя танцорами одновременно. Не пропустите! 10 сентября в 15:00. Вход свободный!
https://solyanka.org/club
Сеанс включает две сессии продолжительностью по 45 минут с 15-минутным перерывом. Билет стоит 300 рублей, абонемент на месяц — 1000. Онлайн — бесплатно.