Пётр Айду, Олег Макаров
В ГРАУНДе прошла ваша выставка под названием «Музыка для князя Одоевского». Эта инсталляция — часть спектакля Кирилла Серебренникова «Человек без имени»…
П.А. Я протестую! Это не спектакль Кирилла Серебренникова. Это коллективное произведение, где одним из авторов является Кирилл Серебренников. В этом спектакле нет режиссёра как такового, по крайней мере, так заявлено. Есть автор текста — Валерий Печейкин, есть вроде как композитор, режиссёр, актёр, но на самом деле все функции были перемешаны. Это экспериментальная работа, где никто не знал, что получится в итоге, кроме нас с Олегом Игоревичем (Олег Макаров — прим. ред.).
Как вышло, что часть сценографии изначально была ещё и самостоятельной работой? Это совсем нехарактерно для театральных постановок.
П.А. Да, это крайне нехарактерно для театральных постановок и это было сделано насильно мной. Само собой так не произошло бы никогда, но я приложил все усилия, чтобы выделить из спектакля отдельную работу в виде звуковой инсталляции, которую мы сделали с Олегом Игоревичем.
О.М. Могу подтвердить, был свидетелем процесса. И это было нелегко.
П.А. Да, это было совсем нелегко, несмотря на то, что Гоголь-центр — это цитадель либерализма и демократии, но также это довольно жёсткая структура, которая называется репертуарный театр. Такая фабрика по производству спектаклей. Вытащить кусок из спектакля — мешает работе фабрики. Это было непросто сделать, но нам удалось благодаря разным людям, разным обстоятельствам и в первую очередь благодаря Кате Бочавар, галерее ГРАУНД Солянка и нашей настырности в этом вопросе.
Пангармоникон
Как вы сами определяете для себя эту работу? Это звуковая инсталляция, музыкальный инструмент или часть сценографии?
П.А. Я вообще вижу смысл своего существования в звуковом поле следующим образом: я соединяю музыку со звуковой скульптурой, звуковой инсталляцией. Звуковая скульптура — одномоментная вещь, которая не имеет развернутого времени, а музыка — наоборот, такая вещь, которая разворачивается во времени. Мне всегда хотелось совместить эти элементы и сделать так, чтобы звуковая инсталляция была одновременно продуманным музыкальным произведением, а не просто какой-то штучкой, которая позвякивает. Мне кажется, что в этой работе мне удалось это совместить, потому что это музыка, которая не может существовать без этого инструмента, а этот инструмент не существует без этой музыки. Такое совмещение одного с другим.
Инсталляция создавалась вами совместно. Как строится взаимодействие Айду/Макаров в «Музыке для князя Одоевского», как распределялись роли?
П.А. Это очень просто. Я просто пристаю к Олегу Игоревичу с предложениями что-то сделать вместе. Так обычно и происходит. Вообще в Москве мало есть проектов, которые происходят без участия Олега Макарова, по крайней мере в поле звука и цифрового эксперимента, поэтому я здесь не одинок.
О.М. Идея, конечно, Петра Эдуардовича (Петр Айду — прим. ред.), безусловно. Это коллективная работа и я к ней подключился, когда основная идея уже существовала. Для меня это было интересно, если говорить о художественной части, потому что когда-то в детстве на меня произвела большое впечатление книжка Одоевского, где ребёнок попадает в музыкальную шкатулку (сказка «Городок в табакерке» — прим. ред.). И когда Петя сказал, что будем делать спектакль «Человек без имени», я представил себе огромные пианино. Я не очень люблю делать техническую работу, паять, всё подключать и делать электронику. Я делаю все это только для того, чтобы получилась интересная и необычная штука. Я имею некую способность совмещать искусство с электроникой и программированием. Если говорить о распределении ролей в работе над «Музыкой для князя Одоевского», то все идеи шли от парадоксального мышления Петра Айду. Он приходит и предлагает сделать иногда даже какие-то очень простые вещи, которые не приходили мне в голову, а я представляю себе как их сделать. Вот на этом держится наша коллаборация. Идея препарированного насквозь пианино меня всегда очень вдохновляла.
П. А. И надо сказать, что я сделал всё, чтобы не находиться на сцене, но не вышло (смеется). Я хотел просто поставить партитуру и спокойно провести время, сидя в зрительном зале, как нормальный человек. Но Кирилл Семёнович (Кирилл Серебренников — прим. ред.) настаивал на том, что я должен быть на сцене. Несмотря на то что мы 10 месяцев провели, валяясь под этими пианино, мне всё равно приходится выходить на сцену и что-то там играть. Хотя там, вроде как, играет всё само. Детская попытка не играть на рояле как всегда не удалась* (смеется).
* Пётр Айду — виртуозный пианист. Окончил Московскую консерваторию им. Чайковского (класс фортепиано Л. Н. Власенко и Д. Н. Сахарова). Преподаёт камерный ансамбль в Консерватории. Обладатель 1-й премии и Гран-при юношеского Международного конкурса пианистов в Цинциннати (США, 1991); 2-й премии на VIII Международном конкурсе пианистов в Риме (1997); Гран-при премии им. Сергея Курехина в области современного искусства (2013) за спектакль «Реконструкция утопии».
Как осуществлялся выбор предметов для звукоизвлечения? Важными были исключительно звуковые свойства материалов или присутствовал какой-то дополнительный контекст, скрытое послание?
П.А. Тут все факторы были совмещены. С одной стороны был использован опыт прошлых работ. Мы когда-то с Олегом сделали инсталляцию для фестиваля трансцендентных фортепиано, она и легла в основу «Музыки для князя Одоевского». Там использовались два фортепиано, в одном использовались только дека и струны, в другом только механика. Формальная идея, связанная с тем, чтобы разделить фортепиано на две функциональные части — акустическую и механическую. Как раз в инсталляции для фестиваля трансцендентных фортепиано Олег придумал электромагниты, сконструировал их…
О.М. Придумали их лет 100 назад (смеется).
П.А. Ну да, придумали всё давно, но он сконструировал их. Идея с электромагнитами была эксплуатирована в «Музыке для князя Одоевского» более широко. Поскольку речь шла об Одоевском, меня вдохновляют какие-то посторонние, не только звуковые и музыкальные, а, например, визуальные, литературные и всякие разные идеи. В этой пьесе разговор об Одоевском как об отце молекулярной кухни, об алхимике, который поил своих гостей какими-то неведомыми соусами из колб. Часть инсталляции с большим количеством посуды связана с этим фактом, а с другой стороны посуда отлично звучит. Такой подход реди-мейда. Вся музыка подобрана специально под объекты. Однажды у меня разбился один бокал, я очень испугался, но мне повезло довольно быстро найти такой-же. В какой-то момент пропала гипсовая голова, а она имеет довольно сложную тональную характеристику, там целый аккорд на ней завязан. Подозреваю, что её разбили монтировщики, она просто пропала в какой-то момент. Хорошо, что музыка к тому моменту не была дописана и я просто написал для другой головы, теперь берегу её как зеницу ока, очень боюсь, если она разобьётся. В общем, масса проблем связана с этой игрой.
Сильно менялась работа в процессе создания?
П.А. Мы очень долго ковырялись, но это хорошо повлияло на качество работы. Спектакль все время переносился из-за пандемии и мы работали 10 месяцев. Много что менялось за это время, были дополнительные штуки, которые не реализовались. В целом эту работу я причисляю к классу лоу-баджет, на коленке. Сделано это всё с учетом простых возможностей, но с другой стороны это ограничение, которое позволяет внимательнее относиться к музыкальному материалу.
Существует «Персимфанс» — оркестр без дирижёра. «Музыка для князя Одоевского» — оркестр без исполнителей. Какие оркестры нам ждать в будущем от тандема Айду и Макарова?
П.А. Ну не знаю. Мне кажется, что Олег Игоревич немножко подустал от Одоевского, да и я тоже (смеется). Я практически уверен, что в какой-то момент что-то произойдет, и нам что-то захочется сделать, но сейчас очень сложно предположить, что это будет.
О.М. Мы обязательно что-нибудь сделаем. Но я действительно довольно сильно сломался от монтажа, электроники в этой работе. Я могу сделать что-то одно, два, десять. Тут пришлось делать 200, это всё самодельно, сделано руками, очень много механической работы. Систему нужно было просто собрать, но просто собрать — это по несколько часов прикручивать проводочки, потом они отваливаются, мы их снова прикручиваем. Но что-то ещё обязательно будет.