Композитор Алина Мухаметрахимова, участник выставки «Пропейзаж» — об удивительных стыковках и звуках современной музыки.
Вероника Георгиева: Ты как-то сказала, что в детстве классическая музыка была тебе чужда, в твоей семье никто её не слушал. Как случилось, что ты стала композитором?
Алина Мухаметрахимова: Музыку я всегда любила, к классике я приступила чуть позже, когда уже училась в Мерзляковском училище. Моя учительница помогла мне понять, что у меня есть способности к музыке, и через какое-то время я поступила как пианистка в музыкальное училище, и там постепенно, сначала это был довольно механический процесс, но потом я начала уже больше с душой к ней относиться. Например, уроки Ирины Михайловны Молчановой по музлитературе в Мерзляковском училище были очень крутые. Она разыгрывала на уроках буквально спектакли, и я начала видеть в композиторах живых людей с их историями, с их живыми эмоциями. Это мне и сейчас помогает. Тот же самый путь я проделала, когда переходила от классической академической традиции к чему-то более современному, модерновому. Мне помогло то, что я увидела в композиторах живых людей, их мысли и чувства. Для меня это очень важно.
Алина Мухаметрахимова: Музыку я всегда любила, к классике я приступила чуть позже, когда уже училась в Мерзляковском училище. Моя учительница помогла мне понять, что у меня есть способности к музыке, и через какое-то время я поступила как пианистка в музыкальное училище, и там постепенно, сначала это был довольно механический процесс, но потом я начала уже больше с душой к ней относиться. Например, уроки Ирины Михайловны Молчановой по музлитературе в Мерзляковском училище были очень крутые. Она разыгрывала на уроках буквально спектакли, и я начала видеть в композиторах живых людей с их историями, с их живыми эмоциями. Это мне и сейчас помогает. Тот же самый путь я проделала, когда переходила от классической академической традиции к чему-то более современному, модерновому. Мне помогло то, что я увидела в композиторах живых людей, их мысли и чувства. Для меня это очень важно.
ВГ: Интересно, что ты представляла же ушедших композиторов как живых людей, потому что, как я поняла, ты ещё учась школе исполняла произведения буквально их авторам — Карену Хачатуряну, Борису Печерскому, Дмитрию Смирнову и даже в домашней обстановке. Ведь для ребёнка это огромная ответственность. Как это получилось и не было ли тебе страшно?
АМ: Я, наверное, не в полной мере осознавала свою ответственность. Какое-то понимание своей ответственности в этом плане пришло, наверное, чуть позже. Я была маленькой, я играла пьесы. Я не очень много общалась с этими композиторами, и наверное, не успела поближе с ними познакомиться и что-то для себя в этом ощутить. Хотя, конечно, для меня это важный опыт в творческом плане.
ВГ: Как это вообще получилось, и что значит «в домашней обстановке»?
АМ: Я училась фортепиано у Марины Ивановны Мозговенко, дочери Ивана Пантелеевича Мозговенко, известного кларнетиста. Это очень творческая семья, и сама она, будучи очень творческим человеком, часто организовывала концерты для своих учеников. Она была лично знакома со Смирновым и Хачатуряном и, как я понимаю, лично приглашала этих композиторов в нашу школу, устраивала их творческие вечера. У Cмирнова, например, я играла премьеру в Доме композиторов.
АМ: Я, наверное, не в полной мере осознавала свою ответственность. Какое-то понимание своей ответственности в этом плане пришло, наверное, чуть позже. Я была маленькой, я играла пьесы. Я не очень много общалась с этими композиторами, и наверное, не успела поближе с ними познакомиться и что-то для себя в этом ощутить. Хотя, конечно, для меня это важный опыт в творческом плане.
ВГ: Как это вообще получилось, и что значит «в домашней обстановке»?
АМ: Я училась фортепиано у Марины Ивановны Мозговенко, дочери Ивана Пантелеевича Мозговенко, известного кларнетиста. Это очень творческая семья, и сама она, будучи очень творческим человеком, часто организовывала концерты для своих учеников. Она была лично знакома со Смирновым и Хачатуряном и, как я понимаю, лично приглашала этих композиторов в нашу школу, устраивала их творческие вечера. У Cмирнова, например, я играла премьеру в Доме композиторов.
ВГ: Сейчас в ГРАУНД Солянке идёт выставка «Пропейзаж» с нашими с тобой работами. Это выставка-буриме, в которой разные композиторы к произведениям искусства написали саундтреки. К моей видеоинсталяции написала музыку ты! Хотя мы с тобой даже ещё не встречались в реальной жизни… Мне интересно, от чего ты отталкивалась, сочиняя музыку для моей инсталляции.
АМ: Мне очень понравился образ этого коллажа, горизонтального наложения фотографий. И коллажное мышление мне свойственно и очень близко, еще и потому что я работаю звукорежиссёром, много занимаюсь монтажом. Создание такого коллажа, монтажа, сложение музыкальной композиции во что-то готовое, в некий паззл — это интересная для меня задача. И мне казалось, что это совпадет с твоим изначальным художественным замыслом. А дальше уже возникали какие-то ассоциации, с чем это может быть связано, с какими звуковыми образами или шумами, и как вообще это можно соединить в одну композицию, чтобы эти смыслы как-то сочетались между собой и с твоим произведением.
АМ: Мне очень понравился образ этого коллажа, горизонтального наложения фотографий. И коллажное мышление мне свойственно и очень близко, еще и потому что я работаю звукорежиссёром, много занимаюсь монтажом. Создание такого коллажа, монтажа, сложение музыкальной композиции во что-то готовое, в некий паззл — это интересная для меня задача. И мне казалось, что это совпадет с твоим изначальным художественным замыслом. А дальше уже возникали какие-то ассоциации, с чем это может быть связано, с какими звуковыми образами или шумами, и как вообще это можно соединить в одну композицию, чтобы эти смыслы как-то сочетались между собой и с твоим произведением.
ВГ: В видео много лыжников, спускающихся с гор, и я обратила внимание, что ты включила звуки альпийских гор. Откуда ты берёшь эти звуки?
АМ: Есть такой ресурс freesound, и там есть полевые записи, свободные от авторских прав. Я очень люблю этот ресурс. Не всегда им пользуюсь, потому люблю делать собственные полевые записи, но поскольку в Альпы я съездить сразу не могла, (общий смех) я подумала, что можно найти там. Это очень богатый в плане звуков ресурс, бывают звуки очень неплохого качества, это действительно звуки лыжников в альпийских горах — там была надпись. Звуки были классного качества, и я решила их использовать.
АМ: Есть такой ресурс freesound, и там есть полевые записи, свободные от авторских прав. Я очень люблю этот ресурс. Не всегда им пользуюсь, потому люблю делать собственные полевые записи, но поскольку в Альпы я съездить сразу не могла, (общий смех) я подумала, что можно найти там. Это очень богатый в плане звуков ресурс, бывают звуки очень неплохого качества, это действительно звуки лыжников в альпийских горах — там была надпись. Звуки были классного качества, и я решила их использовать.
ВГ: Всем, с кем я общалась, очень понравился твой саундтрек, поэтому — спасибо огромное! Кроме видеоинсталляции я выставила еще и принты, к которым ты тоже написала музыку. Благодаря твоим саундтрекам, мои статичные образы оживают. И мне это было очень важно. Я для себя это назвала «клип одного кадра». Музыка дарит время, даёт длительность просмотра. Ты когда-нибудь раньше озвучивала арт-объекты?
АМ: Нет.
ВГ: Хотя в междисциплинарных проектах ты периодически принимаешь участие, как например озвучивание лекций Набокова в Переделкино.
АМ: Это было не совсем озвучивание лекций Набокова. Это был очень классный, интересный проект, связанный с писателями, которые в разное время жили в Переделкино. Проект назывался «Лекции по русской литературе», и название позаимствовано у Набокова, но основная идея заключалась в том, чтобы композиторы попытались написать сочинения, связанные с писателями или образами Переделкино. И Дом творчества предоставил для этого резиденцию. Я имела возможность там пожить, окунуться в эту атмосферу, осенью 2021 года, была как раз золотая осень, и было очень здорово. Я с очень большой теплотой вспоминаю этот проект, ещё и потому что я имела возможность познакомиться там с Ариной Зверевой, которая исполнила вокальную партию в моей пьесе. Для меня это очень важное знакомство, потому что я с большим восхищением отношусь к тому как она работает, к её творчеству, к творчеству ансамбля N’Caged. Для меня это было настоящим творческим порывом в плане возможностей в композиции — что я могу воплотить и какими средствами. Я очень люблю пьесу, которая в результате получилась, и это важный для меня опыт, потому что я нашла или, по крайней мере, начала нащупывать какой-то свой творческий путь — как я могу соединять свои образы непосредственно со звучанием, то есть, как абстрактные вещи и идеи, возникающие у меня в голове, могут воплощаться и через что.
АМ: Нет.
ВГ: Хотя в междисциплинарных проектах ты периодически принимаешь участие, как например озвучивание лекций Набокова в Переделкино.
АМ: Это было не совсем озвучивание лекций Набокова. Это был очень классный, интересный проект, связанный с писателями, которые в разное время жили в Переделкино. Проект назывался «Лекции по русской литературе», и название позаимствовано у Набокова, но основная идея заключалась в том, чтобы композиторы попытались написать сочинения, связанные с писателями или образами Переделкино. И Дом творчества предоставил для этого резиденцию. Я имела возможность там пожить, окунуться в эту атмосферу, осенью 2021 года, была как раз золотая осень, и было очень здорово. Я с очень большой теплотой вспоминаю этот проект, ещё и потому что я имела возможность познакомиться там с Ариной Зверевой, которая исполнила вокальную партию в моей пьесе. Для меня это очень важное знакомство, потому что я с большим восхищением отношусь к тому как она работает, к её творчеству, к творчеству ансамбля N’Caged. Для меня это было настоящим творческим порывом в плане возможностей в композиции — что я могу воплотить и какими средствами. Я очень люблю пьесу, которая в результате получилась, и это важный для меня опыт, потому что я нашла или, по крайней мере, начала нащупывать какой-то свой творческий путь — как я могу соединять свои образы непосредственно со звучанием, то есть, как абстрактные вещи и идеи, возникающие у меня в голове, могут воплощаться и через что.
ВГ: Здорово! Для какого автора, связанного с Переделкино, ты писала музыку?
АМ: Моя пьеса называется «Шесть слов», и она по книге Вениамина Каверина «Два капитана». Не совсем по книге. Отчасти мне была интересна биография самого Каверина, его подход к языку, к литературному повествованию. И плюс была там одна классная сцена, идея, образ, который мне очень близок. Главный герой, Саня Григорьев, не умеет говорить с детства, и вот он встречает доктора, который учит его этому. Доктор заставляет главного героя раз за разом повторять шесть слов, как молитву, каждое утро. И таким образом, преодолевая собственную немочь, чисто физическую трудность в произнесении фонем, он постепенно учится говорить. Для меня это образ творческого высказывания как такового. Есть, например, стихотворение Гумилева об этом — как образ сквозь тебя прорывается и как это сложно выразить. Для меня это все слилось в один образ.
ВГ: Какие это были шесть слов, напомни, пожалуйста?
АМ: Кура, седло, ящик, вьюга, пьют, Абрам. Это абсолютно рандомные слова, и в этом тоже прелесть этой сцены. Они смешные.
ВГ: И Арина Зверева их пела?
АМ: Да. Вся пьеса построена на этих шести словах — на фонемах, на интонации, с которой они произносятся, и на идее о том, что они повторяются раз за разом как молитва, но абсолютно бессмысленно.
АМ: Моя пьеса называется «Шесть слов», и она по книге Вениамина Каверина «Два капитана». Не совсем по книге. Отчасти мне была интересна биография самого Каверина, его подход к языку, к литературному повествованию. И плюс была там одна классная сцена, идея, образ, который мне очень близок. Главный герой, Саня Григорьев, не умеет говорить с детства, и вот он встречает доктора, который учит его этому. Доктор заставляет главного героя раз за разом повторять шесть слов, как молитву, каждое утро. И таким образом, преодолевая собственную немочь, чисто физическую трудность в произнесении фонем, он постепенно учится говорить. Для меня это образ творческого высказывания как такового. Есть, например, стихотворение Гумилева об этом — как образ сквозь тебя прорывается и как это сложно выразить. Для меня это все слилось в один образ.
ВГ: Какие это были шесть слов, напомни, пожалуйста?
АМ: Кура, седло, ящик, вьюга, пьют, Абрам. Это абсолютно рандомные слова, и в этом тоже прелесть этой сцены. Они смешные.
ВГ: И Арина Зверева их пела?
АМ: Да. Вся пьеса построена на этих шести словах — на фонемах, на интонации, с которой они произносятся, и на идее о том, что они повторяются раз за разом как молитва, но абсолютно бессмысленно.
ВГ: Продолжая тему знакомства с Ариной Зверевой, ты потом же пошла на практикум Арины и N’Caged «Голос как инструмент». Что дал тебе практикум? Или, по крайней мере, одну вещь я знаю — благодаря практикуму Арина посоветовала тебя как композитора для моей работы! Это это был и остается подарок, для меня. (смеётся) А если серьёзно, что дал тебе практикум?
АМ: Это очень классное мероприятие, очень классная идея. Насколько я понимаю, в мире вообще нет таких, именно вокальных курсов, вокальных академий для композиторов. Современной вокальной музыки довольно много, но нет расширенных техник. Для каждого инструмента, наверное, есть какое-то количество литературы и книг, из которых ты можешь почерпнуть сведения о том, как их можно использовать, как другие композиторы их используют, какими приемами можно пользоваться. Для вокальных техник такого нет, эту информацию почерпнуть, по сути, негде. И Арина и ансамбль N’Caged дали такую возможность, потому что у них огромный опыт исполнения музыки всевозможных композиторов, всевозможных техник. Они сами работают как чрезвычайно расширенный инструмент всем своим вокальным ансамблем — это дает невероятные возможности по воплощению чего бы то ни было. Это такой прямо праздник.
АМ: Это очень классное мероприятие, очень классная идея. Насколько я понимаю, в мире вообще нет таких, именно вокальных курсов, вокальных академий для композиторов. Современной вокальной музыки довольно много, но нет расширенных техник. Для каждого инструмента, наверное, есть какое-то количество литературы и книг, из которых ты можешь почерпнуть сведения о том, как их можно использовать, как другие композиторы их используют, какими приемами можно пользоваться. Для вокальных техник такого нет, эту информацию почерпнуть, по сути, негде. И Арина и ансамбль N’Caged дали такую возможность, потому что у них огромный опыт исполнения музыки всевозможных композиторов, всевозможных техник. Они сами работают как чрезвычайно расширенный инструмент всем своим вокальным ансамблем — это дает невероятные возможности по воплощению чего бы то ни было. Это такой прямо праздник.
ВГ: Это было твоё первое посещение ГРАУНД Солянки?
АМ: Думаю, да. Я бывала там на выставках, но так, чтобы плотно работать и быть резидентом, то первый.
ВГ: Кстати, возвращаясь к междисциплинарным практикам, я знаю, что ты вдохновляешься не только литературой, но и станциями метро. Буквально этим летом вы делали проект «Москва. Звуки города» в Электротеатре Станиславский.
АМ: Да, но станции метро это был не мой проект, это был проект Михаила Пучкова. Моя работа называлась «Переход. Москва майская». Мы делали работу посвященную подземным переходам Москвы. Для этого я ездила на Мосфильм в поисках архивных шумов. Мне было интересно посмотреть историю этих шумов. Я думала, где можно услышать старые шумы Москвы, и я поняла, что единственное место, где их можно найти в хорошем качестве, это шумовая озвучка старых фильмов 1930—1950-х годов. Здорово, что на Мосфильме они подписаны соответственно местам, где они были записаны, и можно было найти конкретное место, конкретный переход. И я сосредоточилась на переходе перед гостиницей «Москва» на Моховой. Я соединила там архивную запись и запись, которую сделала сама. Подземный переход был мне интересен еще и тем, что он всегда связан с музыкой — в переходах всегда играют музыканты. Плюс переход это такое многосмысловое понятие, с которым можно играть, переворачивать его и так и эдак. Идея перехода изначально была предложена Арамом Карси, потому что ему это тоже было интересно, как переход из одного состояния в другое. И я подумала, что будет очень классно, соединить мою идею об архивах, потому что изначально моей идее была архивная Москва, её звучание, и этот переход из одного состояния в другое. В результате синтеза наших идей получилась эта работа. Сама структура пьесы была такова, что изначально там нет музыки, а есть только изображение чисто шумов и пластинки. Затем музыканты, которые исполняют пьесу переходят сами в центр зала и в этот момент как бы перевоплощаются в музыкантов, которые играют в переходе. В этот момент они начинают играть какую-то музыку, а затем появляется уже записанная музыка — в тейпе, в электронике, потому что пьеса для музыкантов и электроники. И в этом тейпе звучит полевая запись, которую я замедлила, которую я сама засняла на Zoom в переходе на Моховой.
АМ: Думаю, да. Я бывала там на выставках, но так, чтобы плотно работать и быть резидентом, то первый.
ВГ: Кстати, возвращаясь к междисциплинарным практикам, я знаю, что ты вдохновляешься не только литературой, но и станциями метро. Буквально этим летом вы делали проект «Москва. Звуки города» в Электротеатре Станиславский.
АМ: Да, но станции метро это был не мой проект, это был проект Михаила Пучкова. Моя работа называлась «Переход. Москва майская». Мы делали работу посвященную подземным переходам Москвы. Для этого я ездила на Мосфильм в поисках архивных шумов. Мне было интересно посмотреть историю этих шумов. Я думала, где можно услышать старые шумы Москвы, и я поняла, что единственное место, где их можно найти в хорошем качестве, это шумовая озвучка старых фильмов 1930—1950-х годов. Здорово, что на Мосфильме они подписаны соответственно местам, где они были записаны, и можно было найти конкретное место, конкретный переход. И я сосредоточилась на переходе перед гостиницей «Москва» на Моховой. Я соединила там архивную запись и запись, которую сделала сама. Подземный переход был мне интересен еще и тем, что он всегда связан с музыкой — в переходах всегда играют музыканты. Плюс переход это такое многосмысловое понятие, с которым можно играть, переворачивать его и так и эдак. Идея перехода изначально была предложена Арамом Карси, потому что ему это тоже было интересно, как переход из одного состояния в другое. И я подумала, что будет очень классно, соединить мою идею об архивах, потому что изначально моей идее была архивная Москва, её звучание, и этот переход из одного состояния в другое. В результате синтеза наших идей получилась эта работа. Сама структура пьесы была такова, что изначально там нет музыки, а есть только изображение чисто шумов и пластинки. Затем музыканты, которые исполняют пьесу переходят сами в центр зала и в этот момент как бы перевоплощаются в музыкантов, которые играют в переходе. В этот момент они начинают играть какую-то музыку, а затем появляется уже записанная музыка — в тейпе, в электронике, потому что пьеса для музыкантов и электроники. И в этом тейпе звучит полевая запись, которую я замедлила, которую я сама засняла на Zoom в переходе на Моховой.
ВГ: То есть ты выступаешь и в роли режиссёра, руководишь музыкантами, их движениями по сцене? Это уже сценарий.
АМ: Ну, сейчас это довольно развитая практика в современной композиции. Иногда бывают просто текстовые партитуры, в которых нет нот, а композитор просто описывает, какие действия должен совершать музыкант. Таким образом, это тоже соединение спектакля и музыки, звукового сопровождения. Это очень интересная область — перформативная. И она сейчас очень развивается, и, насколько я понимаю, это модное направление у современных композиторов. У меня всё более традиционно, в моей пьесе перформеры делают всего несколько шагов, но в целом, это очень здорово, когда ты можешь своими силами создать мини-спектакль и сопровождать его музыкой.
ВГ: Ты только что вернулась с международного фестиваля в Граце.
АМ: Да, я была в Граце на фестивале Impuls. Это настоящий праздник для любителя современной музыки, потому что там собираются все интересные и важные композиторы. Они дают мастер-классы, уроки. Там есть воркшопы. Приезжают не только композиторы, но и исполнители. Там была очень насыщенная программа, и длилось это две недели. У меня было четыре урока. Потом там были опен-коллы, то есть ты мог подать заявку на написание пьесы. Это было очень мощное событие, и я рада была там побывать. Impuls произвел на меня сильное впечатление. Там были композиторы, которых я видела только на обложках партитур, а там имела возможность познакомиться с ними вживую, услышать, что они на самом деле думают. Всё равно, когда читаешь или смотришь интервью, это не то же самое, что видеть человека вживую и иметь возможность с ним пообщаться. И у меня была такая возможность.
ВГ: Есть ли планы, связанные с современным искусством?
АМ: Да, конечно. Я сейчас дописываю музыку к очень классному проекту «Открытый космос». Премьера будет в середине октября. Проект связан с соединением космической темы и русской народной музыки. В нем задействован ансамбль народных инструментов. В этом году в проекте впервые участвует ещё и вокальный ансамбль, и для них я и пишу пьесу.
Необязательно ехать в альпийские горы, можно просто прийти на выставку «Пропейзаж» — она идёт до 24 сентября включительно!
АМ: Ну, сейчас это довольно развитая практика в современной композиции. Иногда бывают просто текстовые партитуры, в которых нет нот, а композитор просто описывает, какие действия должен совершать музыкант. Таким образом, это тоже соединение спектакля и музыки, звукового сопровождения. Это очень интересная область — перформативная. И она сейчас очень развивается, и, насколько я понимаю, это модное направление у современных композиторов. У меня всё более традиционно, в моей пьесе перформеры делают всего несколько шагов, но в целом, это очень здорово, когда ты можешь своими силами создать мини-спектакль и сопровождать его музыкой.
ВГ: Ты только что вернулась с международного фестиваля в Граце.
АМ: Да, я была в Граце на фестивале Impuls. Это настоящий праздник для любителя современной музыки, потому что там собираются все интересные и важные композиторы. Они дают мастер-классы, уроки. Там есть воркшопы. Приезжают не только композиторы, но и исполнители. Там была очень насыщенная программа, и длилось это две недели. У меня было четыре урока. Потом там были опен-коллы, то есть ты мог подать заявку на написание пьесы. Это было очень мощное событие, и я рада была там побывать. Impuls произвел на меня сильное впечатление. Там были композиторы, которых я видела только на обложках партитур, а там имела возможность познакомиться с ними вживую, услышать, что они на самом деле думают. Всё равно, когда читаешь или смотришь интервью, это не то же самое, что видеть человека вживую и иметь возможность с ним пообщаться. И у меня была такая возможность.
ВГ: Есть ли планы, связанные с современным искусством?
АМ: Да, конечно. Я сейчас дописываю музыку к очень классному проекту «Открытый космос». Премьера будет в середине октября. Проект связан с соединением космической темы и русской народной музыки. В нем задействован ансамбль народных инструментов. В этом году в проекте впервые участвует ещё и вокальный ансамбль, и для них я и пишу пьесу.
Необязательно ехать в альпийские горы, можно просто прийти на выставку «Пропейзаж» — она идёт до 24 сентября включительно!