Если можешь удивить себя, значит, сможешь удивить и других. Вот уже третий год ГРАУНД Солянка запускает в мае проект «Студенческий май», где галерея-мастерская дает возможность творчески высказаться молодым художникам. Мы поговорили с преподавателями Британской высшей школы дизайна, чтобы выяснить, что они думают об образовательном процессе и своих студентах.
Шон Кэй — художник, преподаватель, со-руководитель бакалаврской программы Современное искусство в Британской высшей школе дизайна. Дуг Боуэн — художник, преподаватель, руководитель программы Foundation Art & Design в Британской высшей школе дизайна. Оксана Мороз — кандидат культурологии, преподаватель, со-руководитель бакалаврской программы Современное искусство в Британской высшей школе дизайна.
Шон Кэй — художник, преподаватель, со-руководитель бакалаврской программы Современное искусство в Британской высшей школе дизайна. Дуг Боуэн — художник, преподаватель, руководитель программы Foundation Art & Design в Британской высшей школе дизайна. Оксана Мороз — кандидат культурологии, преподаватель, со-руководитель бакалаврской программы Современное искусство в Британской высшей школе дизайна.
Шон Кэй
Вероника Георгиева: Чем отличается Британская высшая школа дизайна от других учебных заведений Москвы? Есть ли у нее своя «фишка»?
Шон Кэй: Наша задача помогать студентам развивать идеи. Мы не центрированы на обучении навыкам, хотя это не значит, что наши студенты их не приобретают. Но мы не учим их прицельно живописи, столярному мастерству и тому подобному, не лепим из них тех, кто специализируется в одной какой-то технике или медиуме. Мы исходим из соображения, что художник приходит к идее через практику, которую постепенно осваивает. Наши студенты должны не иллюстрировать первую пришедшую в голову идею посредством работ, а через делание и оценку потенциала того или иного теста постепенно нащупывать возможную идею.
Шон Кэй: Наша задача помогать студентам развивать идеи. Мы не центрированы на обучении навыкам, хотя это не значит, что наши студенты их не приобретают. Но мы не учим их прицельно живописи, столярному мастерству и тому подобному, не лепим из них тех, кто специализируется в одной какой-то технике или медиуме. Мы исходим из соображения, что художник приходит к идее через практику, которую постепенно осваивает. Наши студенты должны не иллюстрировать первую пришедшую в голову идею посредством работ, а через делание и оценку потенциала того или иного теста постепенно нащупывать возможную идею.
Дуг Боуэн
Дуг Боуэн: Причем получившийся результат может противоречить первоначальной задумке. Случайность может оказаться интереснее первоначальной идеи. В отличие от многих других программ, наше обучение является studio-based: мы предлагаем студентам работать в мастерских над своей практикой, а не столько над оттачиванием ограниченного набора умений. Они имеют доступ к мастерским с понедельника по воскресенье, семь дней в неделю, с раннего утра до позднего вечера.
ШК: Если точнее, то с восьми утра и до десяти вечера (общий смех).
ШК: Если точнее, то с восьми утра и до десяти вечера (общий смех).
Оксана Мороз
Оксана Мороз: Кроме того, мы создаем инклюзивное пространство, где студенты могут свободно экспериментировать с любыми медиа, пробовать разные техники. У нас нет привычки ругать работы студентов. Мы никогда не говорим им: «Ты сделал полную ерунду». Это ничего им не даст. Мы ждем от них эксперимента — буквально, чтобы они спокойно проходили весь путь от экспериментального исследования к конечному результату, от инсталляции работы до ее восприятия публикой (даже если эта публика состоит только из их товарищей по учебе, педагогов и приглашенных экспертов). Для студентов очень важно ощущать атмосферу поддержки, знать, что это безопасное пространство, в котором они, тем не менее, могут встретить самых разные мнения, однако высказываемые всегда связно, по делу, а зачастую и нежно. Вот это, мне кажется, отличает Британку от других институций, где часто применяют более жесткие методы обучения.
ДБ: Весь первый год обучения наши студенты стараются разобраться, как устроен мир искусства и дизайна. И в процессе зачастую слышат от разных тьюторов диаметрально противоположные мнения, разные советы и наставления. Нередко бывает, что они впадают в ступор, поскольку лучше знакомы с такой образовательной логикой, где есть только плюс-минус один правильный способ выполнения задания, один верный ответ. Сталкиваясь с другой системой, они начинают рефлексировать, думать самостоятельно, формулировать собственные оценки: «Хорошо, этот человек сказал то-то и то-то. Интересно.. Другой сказал противоположное, тоже интересно. А что я сам думаю? Как я буду развивать идею из этой исходной точки?». И мне кажется, это хорошо, что в Британке они начинают понимать: искусство и дизайн — это не какое-то математическое уравнение, у которого есть конкретный и однозначный ответ. Эффект усиливается еще и тем, что команда самих преподавателей разнородна, у всех разный опыт, специализации, следовательно, разная оптика и мнения.
ШК: Вообще если бы существовала должностная инструкция для художников, то там говорилось бы, что художник должен удивлять, придумывать что-то, чего люди еще не видели. А мы полагаем, что ты можешь удивить других, только если, в первую очередь, способен удивить самого себя. В основе нашего курса лежит идея о том, что студент должен выходить за рамки собственных, заранее составленных мнений, идти дальше своих представлений о том, чем предположительно возможно заниматься во время учебы. Поначалу такое преодоление — к которому мы, кстати, не принуждаем — дается непросто. Но на каждом курсе есть примеры студентов, которые приходят учиться как, например, фигуративные живописцы, а позже переключаются на работу с текстилем, скажем. И это, возможно, далеко не финал их поисков.
Есть еще одна, я бы сказал, техническая деталь: мы преподаем преимущественно на английском, поэтому студенты учатся быть практиками, художниками и дизайнерами не только национального, но и международного уровня.
ШК: Вообще если бы существовала должностная инструкция для художников, то там говорилось бы, что художник должен удивлять, придумывать что-то, чего люди еще не видели. А мы полагаем, что ты можешь удивить других, только если, в первую очередь, способен удивить самого себя. В основе нашего курса лежит идея о том, что студент должен выходить за рамки собственных, заранее составленных мнений, идти дальше своих представлений о том, чем предположительно возможно заниматься во время учебы. Поначалу такое преодоление — к которому мы, кстати, не принуждаем — дается непросто. Но на каждом курсе есть примеры студентов, которые приходят учиться как, например, фигуративные живописцы, а позже переключаются на работу с текстилем, скажем. И это, возможно, далеко не финал их поисков.
Есть еще одна, я бы сказал, техническая деталь: мы преподаем преимущественно на английском, поэтому студенты учатся быть практиками, художниками и дизайнерами не только национального, но и международного уровня.
ОМ: Вообще мы стараемся гармонизировать педагогический подход: с одной стороны, у нас работают иностранные тьюторы и художники, а с другой, мы приглашаем местных арт-профессионалов (художников, кураторов, менеджеров), демонстрируя студентам весь спектр художественной сцены. Возможно, в конечном счете они решат, что не хотят быть художниками-практиками, а хотят быть арт-критиками, кураторами или продюсерами. Все возможности открыты, но ты должен решить для себя сам, какую траекторию выбрать и начать выстраивать, знакомясь с путями, которые прошли тьюторы и кураторы.
ШК: В конечном счете, мы хотим, чтобы наши студенты научились работать независимо. Но, чтобы этого добиться, в течение первого курса мы делаем много проектов, которые нужно выполнить за неделю, когда приходится работать в очень быстром темпе. В первом семестре второго года обучения мы даем им уж проекты, рассчитанные на две недели. Так что проекты становятся всё более продолжительными. А финалом оказывается 4 курс, в рамках которого студентам не дают специальных заданий, но все они должны создать индивидуальные дипломные проекты. Прямо сейчас наши студенты 2 и 3 курсов работают над паблик-арт проектами, ищут публичные пространства и добиваются возможности создавать там свои работы. Причем все работы должны, с одной стороны, быть следствием их студийных практик, а с другой — ориентированными на инсталляцию в конкретном публичном месте. Соответственно, студенты должны задаваться вопросами: «А что за задачи я хочу реализовать? Как бы я их реализовал в этом или другом месте?». Таким образом, мы стараемся постепенно сделать студентов более независимыми — чтобы каждый из них мог практиковать индивидуально, умел договариваться с разными людьми для реализации своих идей.
ШК: В конечном счете, мы хотим, чтобы наши студенты научились работать независимо. Но, чтобы этого добиться, в течение первого курса мы делаем много проектов, которые нужно выполнить за неделю, когда приходится работать в очень быстром темпе. В первом семестре второго года обучения мы даем им уж проекты, рассчитанные на две недели. Так что проекты становятся всё более продолжительными. А финалом оказывается 4 курс, в рамках которого студентам не дают специальных заданий, но все они должны создать индивидуальные дипломные проекты. Прямо сейчас наши студенты 2 и 3 курсов работают над паблик-арт проектами, ищут публичные пространства и добиваются возможности создавать там свои работы. Причем все работы должны, с одной стороны, быть следствием их студийных практик, а с другой — ориентированными на инсталляцию в конкретном публичном месте. Соответственно, студенты должны задаваться вопросами: «А что за задачи я хочу реализовать? Как бы я их реализовал в этом или другом месте?». Таким образом, мы стараемся постепенно сделать студентов более независимыми — чтобы каждый из них мог практиковать индивидуально, умел договариваться с разными людьми для реализации своих идей.
ВГ: Вы, ребята, уже ответили на все мои вопросы, которые я не успела задать (общий смех). Один, правда, еще остался: какие тенденции вы наблюдаете в последние годы? Чем отличаются сегодняшние студенты от студентов, к примеру, десятилетней давности или тех времен, когда вы сами учились?
ШК: Возможно, это возвращение живописи, интерес к ней вырос по сравнению с ситуацией десятилетней давности. Мы обычно даем студентам живописный проект попозже, потому что многие молодые люди приходят к нам с мыслью о том, чтобы продолжать заниматься привычным, а это обычно живопись и рисунок. Поэтому на раннем этапе мы стараемся давать им проекты, которые затрагивают другие дисциплины. И когда они возвращаются к живописи, то приходят к ней уже с другим опытом.
ВГ: К чему стремятся молодые художники? Чего они больше хотят, создать крутую работу или поскорее выставиться?
ОМ: Многие студенты приходят к нам с самого начала с мыслью: я хочу быть художником и хочу, чтобы мои работы сразу выставлялись в крутых галереях. Не все из них готовы к сотрудничеству с художественными самоорганизациями. И наша задача в этой ситуации — познакомить их со сложным устройством глобальной и локальных арт-сцен, где есть разные игроки, выбирающие разные формы организации своей деятельности. Поэтому мы прикладываем максимум усилий для того, чтобы студенты общались как можно с большим числом профессионалов в области искусства и дизайна самых разных направлений и бэкграундов. С другой стороны, есть студенты, готовые делать собственные проекты практически исключительно на своих энтузиазме и ресурсах.
ШК: Возможно, это возвращение живописи, интерес к ней вырос по сравнению с ситуацией десятилетней давности. Мы обычно даем студентам живописный проект попозже, потому что многие молодые люди приходят к нам с мыслью о том, чтобы продолжать заниматься привычным, а это обычно живопись и рисунок. Поэтому на раннем этапе мы стараемся давать им проекты, которые затрагивают другие дисциплины. И когда они возвращаются к живописи, то приходят к ней уже с другим опытом.
ВГ: К чему стремятся молодые художники? Чего они больше хотят, создать крутую работу или поскорее выставиться?
ОМ: Многие студенты приходят к нам с самого начала с мыслью: я хочу быть художником и хочу, чтобы мои работы сразу выставлялись в крутых галереях. Не все из них готовы к сотрудничеству с художественными самоорганизациями. И наша задача в этой ситуации — познакомить их со сложным устройством глобальной и локальных арт-сцен, где есть разные игроки, выбирающие разные формы организации своей деятельности. Поэтому мы прикладываем максимум усилий для того, чтобы студенты общались как можно с большим числом профессионалов в области искусства и дизайна самых разных направлений и бэкграундов. С другой стороны, есть студенты, готовые делать собственные проекты практически исключительно на своих энтузиазме и ресурсах.
ДБ: Когда я учился в художественной школе и когда преподавал в Лондоне и Лидсе, я не помню, чтобы было много людей, которые так уж стремились попасть в коммерческие галереи. Однако и в Великобритании, и в России определенно есть озабоченность тем, как искусством заработать на жизнь. Аналогичное можно встретить у студентов, изучающих дизайн одежды или предметный дизайн и пытающихся основать собственный бренд. Эта общая озабоченность всех обучающихся искусству и дизайну.
ОМ: В какой-то момент стала заметна и другая, вполне понятная тенденция — знания студентов об арт-сцене часто крутятся вокруг крупных институций. Стоит выйти за пределы дискуссий об арт-гигантах, как информированность несколько снижается. Однако в ходе обучения на программе студенты расширяют свой кругозор, понимая, что возможности для реализации в мире искусства можно обнаруживать не только в деятельности «монополистов», но и, казалось бы, на периферии этого мира. Это часто первые шаги, которые потом приводят в мощные галереи, на биеннале, обеспечивают надежными знакомствами. А мы в этом процессе помогаем.
ОМ: В какой-то момент стала заметна и другая, вполне понятная тенденция — знания студентов об арт-сцене часто крутятся вокруг крупных институций. Стоит выйти за пределы дискуссий об арт-гигантах, как информированность несколько снижается. Однако в ходе обучения на программе студенты расширяют свой кругозор, понимая, что возможности для реализации в мире искусства можно обнаруживать не только в деятельности «монополистов», но и, казалось бы, на периферии этого мира. Это часто первые шаги, которые потом приводят в мощные галереи, на биеннале, обеспечивают надежными знакомствами. А мы в этом процессе помогаем.
ШК: Например, каждые две недели по вторникам в конце дня наши студенты отправляются знакомиться с арт-институциями. Они могут посетить мастерские «Своды» при Доме культуры «ГЭС-2», сходить в фонд поддержки проектов современного искусства, заглянуть в галерею на территории бывшего завода и т.д. А в другие вторники мы приглашаем конкретного практикующего художника выступить перед ними уже на нашей территории. С локальными художниками мы встречаемся вживую, с зарубежными — удаленно. За две недели до встречи мы снабжаем студентов дополнительными материалами об этом художнике, и они готовят список вопросов, которые будут ему задавать. Вместо того, чтобы пассивно внимать лекциям, artist talks, студенты принимают активное участие в беседе и сами интервьюируют художников, чтобы узнать то, что их самих интересует. Обычно такое интервью продолжается около часа-полутора, и мы делаем записи, чтобы студенты могли возвращаться к разговору. И мне кажется, это тоже отличает Британку от других учебных заведений.
ВГ: Студенты спорят с вами?
ОМ: Конечно! (общий смех)
ВГ: И как строится диалог с ними?
ШК: Наше преподавание строится на тщательном разборе, анализе того, что делают наши студенты. Мы заинтересованы в том, чтобы студенты высказывались — говорили друг с другом и с нами. Практически каждую неделю студенческие работы инсталлируются и потом обсуждаются в течении сессии, которая может длиться целый день с перерывами. За семестр работы каждого студента обсуждаются 3 или 4 раза, причем учащимися всех курсов. В итоге мы выявляем сильные и слабые стороны работы, предлагаем разные варианты ее прочтения и способы развития. Весь процесс обучения идет через дискуссию. Мы не указываем им, что делать, мы рассуждаем вместе с ними.
ВГ: Студенты спорят с вами?
ОМ: Конечно! (общий смех)
ВГ: И как строится диалог с ними?
ШК: Наше преподавание строится на тщательном разборе, анализе того, что делают наши студенты. Мы заинтересованы в том, чтобы студенты высказывались — говорили друг с другом и с нами. Практически каждую неделю студенческие работы инсталлируются и потом обсуждаются в течении сессии, которая может длиться целый день с перерывами. За семестр работы каждого студента обсуждаются 3 или 4 раза, причем учащимися всех курсов. В итоге мы выявляем сильные и слабые стороны работы, предлагаем разные варианты ее прочтения и способы развития. Весь процесс обучения идет через дискуссию. Мы не указываем им, что делать, мы рассуждаем вместе с ними.
ОМ: В ходе этих разговоров мы пытаемся показать, что к оценке чужих работ, их методов и техник, следует подходить аналитически. Ты не должен оценивать их по принципу нравится-не нравится, хотя личные вкусы никто не отменял. Но тебе нужны какие-то более серьезные аргументы для обоснования своих позиций. Тебе нужно понимание социокультурного контекста и опыт обнаружения себя — и других — в нем.
ШК: Мне кажется, я должен пояснить, что я имею в виду, когда говорю, что обучение у нас происходит посредством анализа. Мы не хотим, чтобы наши студенты, стоя перед товарищами, говорили: «Вот моя работа, и она означает то-то и то-то». Студент-автор уже сделал свое дело — создал и инсталлировал работу. Мы не даем первое слово автору. Мы хотим, чтобы другие студенты реагировали на его работу и сообщали автору, что они в ней прочитывают. Чтобы начинающий художник понимал, как зрители воспринимают его работу, а не навязывал им свое мнение о том, какой высокий смысл он в нее вложил.
ДБ: Иногда студент сам не осознает, что сделал нечто прекрасное. Ты говоришь ему: «Поверь мне, это здорово!» Но он тебе не верит, думает, что ты говоришь неискренне. Откуда у них эта фрустрация?
OM: Мне кажется, они просто не привыкли получать положительную обратную связь. Зато привыкли к статусу ученика, который точно чего-то не умеет, а потому скорее готов к критике, чем поддержке. Но инклюзивная среда работает не так. В ней если мы как преподаватели в чем-то не правы, то признаем это — никаких проблем! Если студенты в чем-то не молодцы, это повод для анализа, а не ругани. И если что-то не так, мы стараемся вместе садиться и обсуждать проблемные ситуации. Ведь мы хотим, чтобы наши студенты ощущали себя сообществом, сообществом внутри мира искусства.
ШК: Мне кажется, я должен пояснить, что я имею в виду, когда говорю, что обучение у нас происходит посредством анализа. Мы не хотим, чтобы наши студенты, стоя перед товарищами, говорили: «Вот моя работа, и она означает то-то и то-то». Студент-автор уже сделал свое дело — создал и инсталлировал работу. Мы не даем первое слово автору. Мы хотим, чтобы другие студенты реагировали на его работу и сообщали автору, что они в ней прочитывают. Чтобы начинающий художник понимал, как зрители воспринимают его работу, а не навязывал им свое мнение о том, какой высокий смысл он в нее вложил.
ДБ: Иногда студент сам не осознает, что сделал нечто прекрасное. Ты говоришь ему: «Поверь мне, это здорово!» Но он тебе не верит, думает, что ты говоришь неискренне. Откуда у них эта фрустрация?
OM: Мне кажется, они просто не привыкли получать положительную обратную связь. Зато привыкли к статусу ученика, который точно чего-то не умеет, а потому скорее готов к критике, чем поддержке. Но инклюзивная среда работает не так. В ней если мы как преподаватели в чем-то не правы, то признаем это — никаких проблем! Если студенты в чем-то не молодцы, это повод для анализа, а не ругани. И если что-то не так, мы стараемся вместе садиться и обсуждать проблемные ситуации. Ведь мы хотим, чтобы наши студенты ощущали себя сообществом, сообществом внутри мира искусства.
Вторая смена проекта «Студенческий май» проходит со 2 по 22 июня.