Со 2-го октября в ГРАУНД Солянке начинает работать детская художественная студия «Летал и Шагал». О том, с какого возраста с детьми можно заниматься искусством, зачем нужно свободное рисование и детское искусствоведение, мы поговорили с основателем студии, существующей с 2011 года.
Марина Лутковская: Студия «Летал и Шагал» существует с 2011 года. Как пришла идея сделать такую студию для детей? Собственные дети вас к этому подтолкнули или дети друзей?
Ольга А: Да, это как раз очень личная история, связанная с биографией. У меня рождались мои личные дети, плюс повлиял мой семейный бэкграунд – всегда для меня изобразительное искусство было очень важной сферой. Я получала сначала образование на психфаке, а потом уже после второго ребенка пошла учиться на искусствоведение. И тогда я примерно поняла, что хочу делать эту студию, потому что это хорошее, важное дело. Мне кажется, это моя какая-то базовая ценность, на которой и сама студия стоит, что искусство как ресурс – оно великолепно, неисчерпаемо и совершенно бесконечно и многогранно. Его можно вертеть как какой-то волшебный кристалл по-разному, видеть новые грани, отвечать на самые личные и важные вопросы, философские, бытовые, какие угодно. Тем более это важно для детей, которые абсолютно открыты, все впитывают с удовольствием. Плюс эта прививка – знакомство с искусством в раннем возрасте – на мой взгляд, обеспечивает долгую связь с искусством, потом ты проносишь это чувство через всю жизнь. Детство – это такая штука в этом смысле замечательная.
Ольга А: Да, это как раз очень личная история, связанная с биографией. У меня рождались мои личные дети, плюс повлиял мой семейный бэкграунд – всегда для меня изобразительное искусство было очень важной сферой. Я получала сначала образование на психфаке, а потом уже после второго ребенка пошла учиться на искусствоведение. И тогда я примерно поняла, что хочу делать эту студию, потому что это хорошее, важное дело. Мне кажется, это моя какая-то базовая ценность, на которой и сама студия стоит, что искусство как ресурс – оно великолепно, неисчерпаемо и совершенно бесконечно и многогранно. Его можно вертеть как какой-то волшебный кристалл по-разному, видеть новые грани, отвечать на самые личные и важные вопросы, философские, бытовые, какие угодно. Тем более это важно для детей, которые абсолютно открыты, все впитывают с удовольствием. Плюс эта прививка – знакомство с искусством в раннем возрасте – на мой взгляд, обеспечивает долгую связь с искусством, потом ты проносишь это чувство через всю жизнь. Детство – это такая штука в этом смысле замечательная.
МЛ: На чем основывается преподавание в «Летал и Шагал»? Есть ли у вас какие-то базовые основы? Как вы строите преподавание, насколько много внимания уделяете истории культуры и искусства, показываете разных художников?
ОА: Наверное, наш самый базовый и главный принцип лежит в эмоциональной сфере. Нам очень хочется всегда увлечь, зажечь, вдохновить. То есть эта обязательная искусствоведческая часть, с просмотром картинок и художников, решает две задачи, во-первых, расширяет кругозор и насмотренность формирует у человека, когда он видел уже много прекрасного, он гораздо лучше чувствует и глубже понимает язык искусства. Но помимо этой задачи есть еще задача очень эмоциональная: чтобы глаз загорелся, нужно показать это все не просто, а так, чтобы дети сказали «вау, как круто!». И мы стараемся так это и делать. Наверное, это не поддается методическим описаниям, потому что абсолютно искренне все мои коллеги разделяют этот почти детский восторг перед тем, что мы обычно показываем детям. Искреннее желание поделиться всякой красотой, находками художников, их поисками.
ОА: Наверное, наш самый базовый и главный принцип лежит в эмоциональной сфере. Нам очень хочется всегда увлечь, зажечь, вдохновить. То есть эта обязательная искусствоведческая часть, с просмотром картинок и художников, решает две задачи, во-первых, расширяет кругозор и насмотренность формирует у человека, когда он видел уже много прекрасного, он гораздо лучше чувствует и глубже понимает язык искусства. Но помимо этой задачи есть еще задача очень эмоциональная: чтобы глаз загорелся, нужно показать это все не просто, а так, чтобы дети сказали «вау, как круто!». И мы стараемся так это и делать. Наверное, это не поддается методическим описаниям, потому что абсолютно искренне все мои коллеги разделяют этот почти детский восторг перед тем, что мы обычно показываем детям. Искреннее желание поделиться всякой красотой, находками художников, их поисками.
МЛ: С какого возраста, как вы считаете, лучше всего начинать учить ребенка рисовать? Допустим, он уже начал что-то рисовать, и как быть? Нужно его сразу хватать и куда-то вести?
ОА: Это очень тонкий момент. Дело в том, что мы наоборот постулируем, что мы не учим рисовать в классическом понимании. У родителей обычно «учить рисовать» ассоциируется с реалистической школой, академической школой, штрихованием голов и прочим. Такого рода штудии, на мой взгляд, не стоит начинать раньше времени, есть очень разумный возраст, когда начинают принимать в художественные школы – это лет 11. А мы занимаемся от 3-х лет. Мы называем это «свободным рисованием», и это тоже пугает родителей. То есть, они как раз очень хотят, чтобы детей учили рисовать. А мы говорим «нет, мы это делать не будем, но мы будем делать что-то другое». Свободное рисование всегда вызывает такую реакцию: «он у меня и дома тоже возьмет краски, откроет и что-то такое нарисует, зачем мне к вам его вести?». Ну, во-первых, наши преподаватели – все профессиональные художники, очень тонко чувствующие, очень давно работающие с детьми, поэтому это очень тонкий инструмент. И настройка требуется этим педагогам очень долгая и тщательная, для того, чтобы в рамках свободного рисования очень бережно и нежно, аккуратно, не давя и не переделывая, не пережимая, идти к тому, что есть какие-то определенные законы восприятия, какие-то базовые правила, как все может быть. И очень деликатно, аккуратно, на примере, отталкиваясь уже от импульса ребенка, когда он что-то создает, говорить ему: «о, круто, ты нарисовал солнце, как Ван Гог, не кружочек с лучиками, а спиральку, какая замечательная находка, какой ты молодец!». Или: «как здорово, что ты вспомнил, что то, что находится дальше, с точки зрения перспективы меньше, а то, что ближе – больше. Но в Египте было не совсем так: то, что маленькое, было просто не такое важное, как что-то большое». И все это переплетается в такой бульон, замешанный на всемирной культуре и искусстве и на понимании природы детей и природы детского рисования. И все это дает какой-то удивительный результат, потому что дети сохраняют свою свободу, они не зажимаются и не следуют каким-то образцам, не привыкают к тому, что есть какая-то схема, которую нужно повторить, они ищут свои собственные пути. И этот процесс очень важен не только для отработки каких-то рисовательных навыков, но и в целом для человеческой личности. Потому что это процесс с чистого белого листа, и в любом деле это важно. В любом деле есть какая-то композиция и гармония: начинать следует с этого, акцент сделать вот на этом, вот это важное, а это – не важное. Это, мне кажется, очень базовые какие-то вещи, которые заложены в миропорядке, и они на рисовании отлично отрабатываются.
ОА: Это очень тонкий момент. Дело в том, что мы наоборот постулируем, что мы не учим рисовать в классическом понимании. У родителей обычно «учить рисовать» ассоциируется с реалистической школой, академической школой, штрихованием голов и прочим. Такого рода штудии, на мой взгляд, не стоит начинать раньше времени, есть очень разумный возраст, когда начинают принимать в художественные школы – это лет 11. А мы занимаемся от 3-х лет. Мы называем это «свободным рисованием», и это тоже пугает родителей. То есть, они как раз очень хотят, чтобы детей учили рисовать. А мы говорим «нет, мы это делать не будем, но мы будем делать что-то другое». Свободное рисование всегда вызывает такую реакцию: «он у меня и дома тоже возьмет краски, откроет и что-то такое нарисует, зачем мне к вам его вести?». Ну, во-первых, наши преподаватели – все профессиональные художники, очень тонко чувствующие, очень давно работающие с детьми, поэтому это очень тонкий инструмент. И настройка требуется этим педагогам очень долгая и тщательная, для того, чтобы в рамках свободного рисования очень бережно и нежно, аккуратно, не давя и не переделывая, не пережимая, идти к тому, что есть какие-то определенные законы восприятия, какие-то базовые правила, как все может быть. И очень деликатно, аккуратно, на примере, отталкиваясь уже от импульса ребенка, когда он что-то создает, говорить ему: «о, круто, ты нарисовал солнце, как Ван Гог, не кружочек с лучиками, а спиральку, какая замечательная находка, какой ты молодец!». Или: «как здорово, что ты вспомнил, что то, что находится дальше, с точки зрения перспективы меньше, а то, что ближе – больше. Но в Египте было не совсем так: то, что маленькое, было просто не такое важное, как что-то большое». И все это переплетается в такой бульон, замешанный на всемирной культуре и искусстве и на понимании природы детей и природы детского рисования. И все это дает какой-то удивительный результат, потому что дети сохраняют свою свободу, они не зажимаются и не следуют каким-то образцам, не привыкают к тому, что есть какая-то схема, которую нужно повторить, они ищут свои собственные пути. И этот процесс очень важен не только для отработки каких-то рисовательных навыков, но и в целом для человеческой личности. Потому что это процесс с чистого белого листа, и в любом деле это важно. В любом деле есть какая-то композиция и гармония: начинать следует с этого, акцент сделать вот на этом, вот это важное, а это – не важное. Это, мне кажется, очень базовые какие-то вещи, которые заложены в миропорядке, и они на рисовании отлично отрабатываются.
МЛ: А как вы отбираете художников, которых вы показываете детям? Может быть, вы знаете, что какие-то художники больше находят отклик у детей? Как происходит этот отбор?
ОА: Мы стараемся показывать очень разных художников. У нас максимально широкий диапазон, от каких-нибудь архаичных народов с их традиционным творчеством, аборигенов Австралии с их удивительными орнаментами, и заканчивая всем известными классиками – и модернистами, и постмодернистами, и совсем современными художниками. Мы стараемся говорить о разном, для того, чтобы показать, какой это удивительный нескончаемый мир, и как в нем все по-разному проявлено, и насколько много в нем можно для себя почерпнуть. Каждый из преподавателей предлагает какую-то тему, и все ребята проходят через эту тему во всех группах. Мы не идем, конечно, ни в каком хронологическом порядке по истории искусства. Потому что это просто как некие вспышки, всплески чего-то яркого, не в том смысле, что сам художник обязательно должен быть очень яркий. Мы можем ярко говорить о вовсе не ярком художнике. Важно, чтобы представление ребенка об искусстве обрастало все новыми и новыми гранями и находило какой-то отклик в сердцах детей.
ОА: Мы стараемся показывать очень разных художников. У нас максимально широкий диапазон, от каких-нибудь архаичных народов с их традиционным творчеством, аборигенов Австралии с их удивительными орнаментами, и заканчивая всем известными классиками – и модернистами, и постмодернистами, и совсем современными художниками. Мы стараемся говорить о разном, для того, чтобы показать, какой это удивительный нескончаемый мир, и как в нем все по-разному проявлено, и насколько много в нем можно для себя почерпнуть. Каждый из преподавателей предлагает какую-то тему, и все ребята проходят через эту тему во всех группах. Мы не идем, конечно, ни в каком хронологическом порядке по истории искусства. Потому что это просто как некие вспышки, всплески чего-то яркого, не в том смысле, что сам художник обязательно должен быть очень яркий. Мы можем ярко говорить о вовсе не ярком художнике. Важно, чтобы представление ребенка об искусстве обрастало все новыми и новыми гранями и находило какой-то отклик в сердцах детей.
МЛ: А вы только рисуете с детьми, или делаете еще и инсталляции, какие-то объекты?
ОА: Конечно, мы делаем разное. В процентном отношении рисование занимает большое место, но даже если мы рисуем, это может быть и живопись гуашевая, и пастель, и мастихин, и тушь – очень интересная, прекрасная, черная, пачкучая, дети обожают ею рисовать такие черные кляксы, в которые прямо хочется занырнуть. Мы обращаемся к самым разным техникам и работаем в объеме, не обязательно только на плоскости.
МЛ: А какой длительности курс вы советуете у вас пройти? Сколько ребенку нужно провести у вас времени, чтобы как-то раскрыться, почувствовать себя увереннее?
ОА: Дети ходят по много лет в нашу студию на Динамо, где мы поселились в 2011 году и с тех пор так там и живем. Многие дети там вырастали от 3-х лет до предподросткового возраста и даже говорили, что вернутся уже работать. Здесь нет какого-то законченного курса, он бесконечен, и это наше осознанное решение, не потому, что мы не можем начать и закончить, а потому, что он бесконечен, и это важно. Но хотя бы год нужен для того, чтобы ребенок распробовал разные темы и разные техники, изобразительные возможности, почувствовал, попробовал, посмаковал это все. Есть возраст, когда некоторые дети перестают рисовать, это очень чувствительный и болезненный момент, потому что у них уже взращивается внутренний критик, который все оценивает, хорошо или плохо получилось. В этот момент у них возникают требования к себе, и тогда не всегда начинает получаться так, как нарисовалась картинка в голове. И случается, что ребенок перестает рисовать. Возможно, это временно, возможно, он вернется к этому. Мы стараемся как раз этого внутреннего критика расшевелить многообразием изобразительного материала и говорим, что можно очень по-разному, можно как угодно, не обязательно собака должна выглядеть вот так, она может выглядеть еще вот так, а в начале 20-го века ее рисовали вот так…
ОА: Конечно, мы делаем разное. В процентном отношении рисование занимает большое место, но даже если мы рисуем, это может быть и живопись гуашевая, и пастель, и мастихин, и тушь – очень интересная, прекрасная, черная, пачкучая, дети обожают ею рисовать такие черные кляксы, в которые прямо хочется занырнуть. Мы обращаемся к самым разным техникам и работаем в объеме, не обязательно только на плоскости.
МЛ: А какой длительности курс вы советуете у вас пройти? Сколько ребенку нужно провести у вас времени, чтобы как-то раскрыться, почувствовать себя увереннее?
ОА: Дети ходят по много лет в нашу студию на Динамо, где мы поселились в 2011 году и с тех пор так там и живем. Многие дети там вырастали от 3-х лет до предподросткового возраста и даже говорили, что вернутся уже работать. Здесь нет какого-то законченного курса, он бесконечен, и это наше осознанное решение, не потому, что мы не можем начать и закончить, а потому, что он бесконечен, и это важно. Но хотя бы год нужен для того, чтобы ребенок распробовал разные темы и разные техники, изобразительные возможности, почувствовал, попробовал, посмаковал это все. Есть возраст, когда некоторые дети перестают рисовать, это очень чувствительный и болезненный момент, потому что у них уже взращивается внутренний критик, который все оценивает, хорошо или плохо получилось. В этот момент у них возникают требования к себе, и тогда не всегда начинает получаться так, как нарисовалась картинка в голове. И случается, что ребенок перестает рисовать. Возможно, это временно, возможно, он вернется к этому. Мы стараемся как раз этого внутреннего критика расшевелить многообразием изобразительного материала и говорим, что можно очень по-разному, можно как угодно, не обязательно собака должна выглядеть вот так, она может выглядеть еще вот так, а в начале 20-го века ее рисовали вот так…
МЛ: Но все-таки, знаете ли вы, какие любимые художники у детей? Кто их приводит в какой-то особенный восторг или они любят всех?
ОА: На самом деле мы стараемся показывать очень много разных художников. На Пикассо, например, можно смотреть в течение года сто-пятьсот раз, потому что можно смотреть то на его птиц, то на его керамику, на такие периоды, на сякие периоды, как он с кем-то пересекается. Здорово, когда случается радость узнавания, тогда они эту любовь чувствуют особенно хорошо. Когда они приходят в музей и вдруг видят ту самую врубелевскую царевну-лебедь, которую мы смотрели в студии на слайдах, и тут звучит: «О, да это я знаю, это же подружка наша – привет!». И это очень важно, когда случается такая встреча уже в реальной жизни, это доказательство того, что это все было не зря и куда-то откладывается. Но, безусловно, речь не идет о том, что все любят Васнецова, Шишкина и так далее, любят очень разных.
МЛ: Устраиваете ли вы выставки по итогам года?
ОА: Да, но не так часто, как хотелось бы. В Российской Государственной Библиотеке у нас было уже даже целых две выставки: первая в 2014-м году и вторая в 2021 году, ее мы делали в честь своего десятилетнего юбилея и тогда как раз показывали очень много работ детей, которые ходили к нам по очень много лет, чтобы проследить их авторский путь, в этом была идея последней юбилейной выставки. Еще у нас есть площадка в Тургеневской библиотеке, там тоже есть хороший зал, который мы иногда используем для каких-то отчетных выставок. И, конечно, мы будем рады, если на Солянке нам предоставится такая возможность. Итоговая выставка в конце года – это всегда настоящий праздник.
ОА: На самом деле мы стараемся показывать очень много разных художников. На Пикассо, например, можно смотреть в течение года сто-пятьсот раз, потому что можно смотреть то на его птиц, то на его керамику, на такие периоды, на сякие периоды, как он с кем-то пересекается. Здорово, когда случается радость узнавания, тогда они эту любовь чувствуют особенно хорошо. Когда они приходят в музей и вдруг видят ту самую врубелевскую царевну-лебедь, которую мы смотрели в студии на слайдах, и тут звучит: «О, да это я знаю, это же подружка наша – привет!». И это очень важно, когда случается такая встреча уже в реальной жизни, это доказательство того, что это все было не зря и куда-то откладывается. Но, безусловно, речь не идет о том, что все любят Васнецова, Шишкина и так далее, любят очень разных.
МЛ: Устраиваете ли вы выставки по итогам года?
ОА: Да, но не так часто, как хотелось бы. В Российской Государственной Библиотеке у нас было уже даже целых две выставки: первая в 2014-м году и вторая в 2021 году, ее мы делали в честь своего десятилетнего юбилея и тогда как раз показывали очень много работ детей, которые ходили к нам по очень много лет, чтобы проследить их авторский путь, в этом была идея последней юбилейной выставки. Еще у нас есть площадка в Тургеневской библиотеке, там тоже есть хороший зал, который мы иногда используем для каких-то отчетных выставок. И, конечно, мы будем рады, если на Солянке нам предоставится такая возможность. Итоговая выставка в конце года – это всегда настоящий праздник.
Друзья, не упустите возможность подарить себе и своим детям радость встречи с искусством. Узнать подробности и записаться в детские мастерские можно по ссылке.