Читать

Как научиться прогуливать правильно

В рамках ежегодной программы выставок «Студенческий май» в ГРАУНД Солянке проходит выставка прогульщиков «Верстка и окрестности». О телесности книг и дрейфе со студентами по окрестностям, о формате наставничества и о том, как через простые вещи останавливать внимание рассказывает Женя Яхина — bookelab com — мультидисциплинарной платформы и независимого издательства авторской печати, независимый куратор-исследователь и педагог, куратор Лаборатории авторской книги в Школе Родченко.
Вероника Георгиева: Женя, ты давно преподаешь?
Женя Яхина: В Школе Родченко я преподаю с 2015 года, сейчас это Лаборатория авторской книги. Еще есть отдельный проект — Лаборатория книжной телесности, которую я веду вместе с Ольгой Матвеевой с 2020 года.
ВГ: Что такое «книжная телесность»?
ЖЯ: Мы работаем с двумя телами — телом зрителя и телом визуальной книги. И взаимодействие этих двух тел это, наверное, ключевой пункт, который отражает идею книги и любого взаимодействия с ней, которое предусматривает автор и зритель. По-английски наш проект называется book embodiment lab или bookelab.
ВГ: Как много у вас студентов?
ЖЯ: Лаборатория авторской книги в Школе Родченко рассчитана на год, но у меня ощущение, что она бессрочная. А что касается Лаборатории книжной телесности, мы запускаем ее 3–4 раза в год. Это интенсивная онлайн-программа для 6–8 человек. Правда, сейчас мы уже вышли за формат исключительно преподавательской деятельности — у нас есть кураторские и выставочные проекты. И наверное, нас можно назвать издательской платформой.
ВГ: Женя, Школа Родченко чем-то отличается от других институций? Есть у нее своя «фишка»?
ЖЯ: Я не знаю, можно ли назвать это фишкой, в Школе есть такой формат преподавания, который я назвала бы наставничеством. Это не поучение, а скорее сотрудничество. Нас не так много, и мы вообще-то коллеги, просто уровень даже не знаний, а опыта у нас разный. В этом году в рамках моих занятий появилось коллективное объединение студентов под названием «Верстка и окрестности», и ребята стали пробовать себя в роли менторов для таких же, как они сами.
ВГ: Какие такие окрестности?
ЖЯ: Мы гуляем! Обычно в первое занятие я провожу сайт-специфичную практику, связанную с телом и поиском визуального материала, через интуитивную прогулку. Мне нравится этот метод смотрения на город и наблюдения за собой в нем не совсем логичным образом. И да, мы гуляем, дрейфуем по окрестностям Школы Родченко и присутствуем в них разными телами.
ВГ: В таком формате проходит только первое ваше занятие?
ЖЯ: Нет, мы делаем это периодически, это просто одна из практик. Когда хорошая погода или когда я понимаю, что мы уже долго сидим и что-то верстаем, передвигаем, обсуждаем, и уже хочется просто перенестись в другое пространство. Пятница — книжный день, который начинается утром и часто заканчивается совсем вечером, потому что подключаются разные люди — и с опытом и без опыта.
ВГ: Это только в пятницу все могут приходить?
ЖЯ: У нас, как в любой школе, есть расписание. Мы встречаемся в библиотеке в 10 утра.
Посередине стоят три стола, объединенные в один большой. Мы садимся за него, и с этой момента начинается работа над книгами.
ВГ: И сколько человек может собраться в этом пространстве?
ЖЯ: Сейчас основной костяк — человек десять. Но бывает больше, когда мы готовимся к просмотру, или как сейчас — к маркету WIN-WIN.
ВГ: Когда вы выходите на прогулку, у тебя уже есть план?
ЖЯ: Для меня важно внимание к телу, и я считаю, что к любой работе, даже если это книга, нужно подключать разные органы чувств. Они могут быть не использованы в этой работе, но люди должны вспомнить, что эти чувства и эти органы у них есть. Это может быть совместная прогулка-наблюдение, когда у одного человека закрыты глаза, а другой выступает в роли проводника. Эта практика мне знакома из современного танца, которым я занимаюсь, просто я адаптирую ее под свой формат. Но смысл такой: люди могут гулять вместе с открытыми и закрытыми глазами, воспринимать время и мир вокруг через молчание или касание рукой партнера. Через показывание партнеру каких-то сюжетов и мест, которых он не видел, хотя ходит по этой дороге каждый день. Такой обмен невидимым или незаметным. Можно, например, вернуться и пройти своим утренним путем от метро заново, но с другой скоростью, минус три, например, и посмотреть, что будет происходить на маршруте, который обычно занимает пять минут, а теперь полчаса, шаг за шагом, с остановками. Иногда мы просто стоим. Стоим и дышим, выравнивая сердце над пятками. В книгах случается примерно все то же самое.
ВГ: Планируется ли какой-то «продукт» — книга, к примеру, как результат этих практик?
ЖЯ: Есть у нас такой проект, который называется mapsmapsmaps. Это коллективный зин на основе прохождения таких практик, во время которых появляется изображение. Мы вместе смотрим на то, что случилось в этот определенный отрезок времени. И из этих изображений коллективно составляем журнал. Мы все в нем редакторы — вместе принимаем решение о расположении изображений на листе и пишем небольшие тексты. А кто-то берет его в самостоятельный проект. На основе такого гибридного дрейфа студенты исследуют свои города, районы, троллейбусные остановки и создают свои зины и книги.
ВГ: Ты замечаешь какие-нибудь тенденции в последние годы? Что отличает сегодняшних студентов от студентов двухлетней или трехлетней давности? Или от тебя, когда ты училась?
ЖЯ: Мне кажется, сейчас во многих проектах авторы обращаются к своему архиву или семейному архиву. Вчера была презентация книги «Янгыраш» (в пер. с тат. «отголосье») моей студентки Гульшат Губайдуллиной. Она нашла на балконе у дяди мешок с фотографиями совершенно незнакомых ей людей. Случайно набрав в поиске фамилию дальнего родственника, она узнала, что о нем написана большая работа. Она находит родственников, о существовании которых не знала раньше, размышляет о своей идентичности и, в частности, о своей татарской идентичности, работает с постпамятью и с теми слоями прошлого, куда очень сложно пробиться. Тенденция у многих авторов — пробивать эти плотно заколоченные двери, потому что многие родственники молчат или их уже нет в живых. Соединять и переосмыслять через личную историю разрозненные фрагменты разных исторических событий. Что еще? Совсем тихие и простые на первый взгляд вещи: кто-то делает книгу о своих животных, о связях внутри семьи, о влюбленности в партнера, например. Это размышления об уязвимости и, возможно, попытка найти поддержку для собственного голоса. Мы всегда присутствуем в контексте того, что происходит вокруг. Очень важно, для меня, во всяком случае, не замыкаться только в собственном мире.
ВГ: Но иногда молодые художники слишком углубляются во что-то, что важно для них, но не так важно, для меня как зрителя. А художник настолько ушел в себя, что непонятно, почему он называет себя художником, а не чисто исследователем. Исследует какие-то вещи, которые я, может быть, даже и художественной практикой не называла бы. Мне, как зрителю, хочется не исследований, но продукта, результата, и чтобы этот результат звенел, а звон откликался во мне.
ЖЯ: Мы буквально вчера поднимали эту тему. Игорь Мухин задал моей студентке вопрос про ее книгу: чем отличается эта работа от мешка фотографий, купленных на авито? А она отличается как раз голосом. Книги, основанные на архивных источниках — это часто сотрудничества разных людей: свидетелей, исследователей или интерпретаторов, редакторов, переводчиков и т. д., но именно художник находит голос. Как рассказать историю так, чтобы поднимать в ней не только свои личные темы, а темы, в которых другие люди могут что-то для себя открыть, найти что-то, о чем раньше не задумывались.
Как не остаться наедине с самим собой в проекте, а всё-таки быть со зрителем. Как удерживать его внимание. Книга это объект со своим временем, и с ней нужно будет как-то особенно взаимодействовать, и художник очень много работает с тактильными материалами. Речь еще идет о совсем небольших тиражах, в которых проще с этим экспериментировать. Как можно через просветность страниц или их поверхность — когда потеют пальцы, например, и оставляют след на бумаге — вот через такие простые вещи — остановку внимания — побуждать зрителя думать о палящем солнце, или думать по- другому или о чем-то, чего он раньше не замечал. Как в любом искусстве.
ВГ: А результат твоей лаборатории это книга?
ЖЯ: Да, книга и то, что ее окружает. Книга выходит в пространство, создаются выставочные проекты. Но она не является каталогом, это самостоятельный голос.
ВГ: Предлагает ли Школа что-то в плане арт-бизнеса, построения карьеры? К чему вообще стремятся студенты? Есть у них в голове какой-то план?
ЖЯ: Иногда первая книга становится заметной точкой отсчета в художественной практике, видимой для других художников и кураторов. Например, в этом году книги, созданные в лаборатории вошли в шорт-лист международных конкурсов: «Книжка про брейк данс» Ани Белки в кассельский Dummy Award 2025, «Отголосье» Гульшат Губайдуллиной — в фотокнижный конкурс в Гонконге (Hong Kong Photobook Dummy Award 2025). А «Эос» Элины Гусаровой получила премию Scan Awards в прошлом году. Дальше могут быть выставочные проекты, когда бумажная книга переходит в совершенно другое пространство. В bookelab’e мы постоянно поддерживаем ребят, представляем их книги на крупных ярмарках. В конце мая откроется выставка книг Лаборатории книжной телесности в рамках месяца фотографии в Белграде, ее будет курировать моя коллега Ольга Матвеева. Там же будут проходить круглые столы и артист-токи участников. Вместе со студентами мы создаем сообщество, в котором хочется сохранить дружескую профессиональную среду, и стараемся делиться знаниями, говорить друг о друге, помогать с выставками.
ВГ: При Школе Родченко есть галерея?
ЖЯ: Да, есть небольшой белый куб. Там у нас вчера тоже была выставка Бориса Брагина. Борис сделал свою историю, не книжную, а карточную: это синтез больничного дневника и придуманного исследования о найденных останках древней цивилизации, в котором реальные объекты перемешивается с фантастическими, глиняные таблички с письменностью народа Трино, скульптура трехногого бога с интервью с участником экспедиции и его личными вещами. Это всё создавалось в рамках моей лаборатории и вылилось в выставку как раз в Школе Родченко. И хотя в основном мы работаем с печатной формой, иногда к ней присоединяются самые разные виды искусства — кто-то занимается видео, кто-то ювелирным делом, кто-то скульптурой, получаются любопытные синтезы. Еще мне нравится наблюдать, как студенты делятся друг с другом своими навыками — кто-то хорошо шьет, кто-то умеет вырезать аккуратно, рубить листы и не отрезать себе пальцы, кто-то разбирается в технике, кто-то проверяет тексты. Всё это дает классную энергию и взаимоподдержку. Пожалуй, главное, что мне хочется создать, это самостоятельный коллектив, который работал бы как артель. И наш учебный процесс во многом так и организован.
ВГ: Вы спорите друг с другом?
ЖЯ: Конечно, есть такие моменты, когда мы проверяем и уточняем развороты. У меня нет тут назидательной позиции. Нужно обязательно напечатать и увидеть в руках черновик. И потом уже из того, что получится, принимать решение. Если уж совсем безнадежный вариант, я могу сказать, что это не получится сделать чисто технически, или предложить еще подумать над содержанием, ввести многослойность, например. Но надо давать попытку самостоятельного пробования.
ВГ: А свои работы ты выставляешь на суд студентов?
ЖЯ: У нас была танцевальная резиденция «Танец на задворках», которую придумала и курировала Маша Яшникова-Ткаченко. Я участвовала в ней в качестве хореографа и была автором зина, который в свою очередь был участником и проводником танцевального перформанса и был создан из нотаций и партитур перформеров. Зрители могли его листать в печатном виде, а часть его создавалась прямо в процессе выступления. Один из моих интересов — это как раз соединение современного танца и печатной формы. Я много об этом думаю. Мне всегда интересно фиксировать неуловимое, пробовать интуитивные вещи, думать о том, как я еще могу об этом рассказать.

Выставка «Верстка и окрестности» идёт до 25 мая включительно.