Выставка Алисы Гореловой с интригующим названием, драконами и несдержанными цветами проходит в ГРАУНД Солянке.
Вероника Георгиева: Алиса, твоя выставка «Здесь обитают драконы» проходит в ГРАУНД Солянке. Почему такое название? Что за драконы? И где это, «здесь»?
Алиса Горелова: Это название появлялось довольно долго и сложно. Рассматривая карты XVI века и раньше, я наткнулась на название «Здесь обитают драконы» — оно обозначало места, еще не изведанные людьми, места, которые хранят опасность. Мне показалось, что это правильная параллель со всей серией. Даже с двумя сериями, потому что я хотела создать некий мир, где не совсем понятно, то ли это нечто идиллическое, потому что такое яркое и мультяшное, или, наоборот, что-то страшное, потому что когти и звери. Тут и некая отсылка к мифологии, на которую я бесспорно опиралась, которая мне тоже близка. Так что, интуитивно мне очень откликнулось это название.
ВГ: То есть, к телесности, которая у тебя достаточно плотно здесь представлена, прибавляется контакт с неизведанным. Драконы и когти ведь могут быть и внутри нас. Можно считывать это как что-то внешнее, но можно и воспринимать само тело — как место, где обитают драконы.
Алиса Горелова: Это название появлялось довольно долго и сложно. Рассматривая карты XVI века и раньше, я наткнулась на название «Здесь обитают драконы» — оно обозначало места, еще не изведанные людьми, места, которые хранят опасность. Мне показалось, что это правильная параллель со всей серией. Даже с двумя сериями, потому что я хотела создать некий мир, где не совсем понятно, то ли это нечто идиллическое, потому что такое яркое и мультяшное, или, наоборот, что-то страшное, потому что когти и звери. Тут и некая отсылка к мифологии, на которую я бесспорно опиралась, которая мне тоже близка. Так что, интуитивно мне очень откликнулось это название.
ВГ: То есть, к телесности, которая у тебя достаточно плотно здесь представлена, прибавляется контакт с неизведанным. Драконы и когти ведь могут быть и внутри нас. Можно считывать это как что-то внешнее, но можно и воспринимать само тело — как место, где обитают драконы.
Алиса Горелова
АГ: Это абсолютно правильно. С одной стороны, эти мифологические существа — «другие». Но мне еще нравится рассматривать черты животных как какую-то метаморфозу, как соединение человеческой телесности и неизведанного.
ВГ: Когда говорят о теме телесности в живописи, на ум сразу приходит телесный цвет. А у тебя ярко розовый, красный, голубой, зеленый, какие-то лианы, джунгли из тел. Откуда выбор таких завораживающих цветов?
АГ: Боюсь разочаровать, но у меня очень много интуитивного. И цвет, он всегда разный. Последняя серия 2022 года, которую я до этого в PA Gallery показывала, там были скорее отпечатки, зарисовки. Это был другой опыт, другие состояния, которые я переживала… Мне кажется, выбор цвета у меня всегда интуитивный. Насыщенность при создании какого-то мира дает глубину погружения — чем насыщеннее, чем контрастнее, тем сильнее этот мир затягивает.
ВГ: Твои работы достаточно большие и сложные по композиции. Ты начинаешь с эскизов?
АГ: У меня были эскизы… Вообще, мысль о том, что я хочу добавить к телесности еще что-то, какой-то сюжет или персонажей, я обдумывала долго. И у меня были эскизы, но они очень отличаются от того, что получилось на больших холстах. Что-то я брала за основу, например, положения фигур или еще что-то, но дорабатывала. Иногда у меня совсем нет эскизов. Я просто находила фигуры, которые мне нравятся, рисовала их и потом дорисовывала, постепенно продолжая композицию. Композиция появляется уже непосредственно на холсте. Сам этот процесс мне очень нравится. Я люблю компоновать, добавлять всё больше и больше персонажей. Очень часто мне трудно остановиться, и, наверное, это можно видеть по перенасыщенности работ.
ВГ: Когда говорят о теме телесности в живописи, на ум сразу приходит телесный цвет. А у тебя ярко розовый, красный, голубой, зеленый, какие-то лианы, джунгли из тел. Откуда выбор таких завораживающих цветов?
АГ: Боюсь разочаровать, но у меня очень много интуитивного. И цвет, он всегда разный. Последняя серия 2022 года, которую я до этого в PA Gallery показывала, там были скорее отпечатки, зарисовки. Это был другой опыт, другие состояния, которые я переживала… Мне кажется, выбор цвета у меня всегда интуитивный. Насыщенность при создании какого-то мира дает глубину погружения — чем насыщеннее, чем контрастнее, тем сильнее этот мир затягивает.
ВГ: Твои работы достаточно большие и сложные по композиции. Ты начинаешь с эскизов?
АГ: У меня были эскизы… Вообще, мысль о том, что я хочу добавить к телесности еще что-то, какой-то сюжет или персонажей, я обдумывала долго. И у меня были эскизы, но они очень отличаются от того, что получилось на больших холстах. Что-то я брала за основу, например, положения фигур или еще что-то, но дорабатывала. Иногда у меня совсем нет эскизов. Я просто находила фигуры, которые мне нравятся, рисовала их и потом дорисовывала, постепенно продолжая композицию. Композиция появляется уже непосредственно на холсте. Сам этот процесс мне очень нравится. Я люблю компоновать, добавлять всё больше и больше персонажей. Очень часто мне трудно остановиться, и, наверное, это можно видеть по перенасыщенности работ.
ВГ: Да, слово «теснота» приходит в голову, когда смотришь на твои работы. Но теснота здесь не лишняя, если так можно выразиться. Ощущение, что телу не хватает пространства, есть, но именно это и завораживает, втягивает…
АГ: Я не могу успокоиться, пока полностью не перегружу, не перенасыщу всё пространство. Это, конечно, всегда по-разному. Но в этих работах мне это было важно. И это ощущение тесноты, перегруженности, некоего хаоса, калейдоскопа, естественно, созвучно каким-то моим внутренним ощущениям. Но для меня всегда очень важно, что я не знаю, что будет. Я не могу нарисовать работу, просто четко повторяя эскиз. От этого как будто теряется весь смысл.
ВГ: Вот ты говоришь о внутренних процессах. А всё-таки интересно, откуда берется такое желание перенасытить. Ты ведь сама такая миниатюрная, тонкая, полупрозрачная. А на картинах толща мускулов, атлетизм.
АГ: Из головы. Когда были первые обсуждения, когда я делилась мыслями по поводу этой серии, образов… Просто в голове еще есть такое ощущение, что я смотрю какое-то классическое искусство, постсовременное искусство, и эта картотека в голове наполняется, и уже как будто переполнена. Хочется что-то с этим сделать. Я плохо структурирую. Структурировать у меня не получается, и из-за этого тоже захотелось сделать что-то вот такое. Чтобы как-то переработать всё, что меня там тронуло или зацепило. Переработать и показать.
ВГ: Тут, конечно, прослеживается связь с Микеланджело, с Сикстинской капеллой. У тебя есть художники, о которых ты думала?
АГ: Я не могу успокоиться, пока полностью не перегружу, не перенасыщу всё пространство. Это, конечно, всегда по-разному. Но в этих работах мне это было важно. И это ощущение тесноты, перегруженности, некоего хаоса, калейдоскопа, естественно, созвучно каким-то моим внутренним ощущениям. Но для меня всегда очень важно, что я не знаю, что будет. Я не могу нарисовать работу, просто четко повторяя эскиз. От этого как будто теряется весь смысл.
ВГ: Вот ты говоришь о внутренних процессах. А всё-таки интересно, откуда берется такое желание перенасытить. Ты ведь сама такая миниатюрная, тонкая, полупрозрачная. А на картинах толща мускулов, атлетизм.
АГ: Из головы. Когда были первые обсуждения, когда я делилась мыслями по поводу этой серии, образов… Просто в голове еще есть такое ощущение, что я смотрю какое-то классическое искусство, постсовременное искусство, и эта картотека в голове наполняется, и уже как будто переполнена. Хочется что-то с этим сделать. Я плохо структурирую. Структурировать у меня не получается, и из-за этого тоже захотелось сделать что-то вот такое. Чтобы как-то переработать всё, что меня там тронуло или зацепило. Переработать и показать.
ВГ: Тут, конечно, прослеживается связь с Микеланджело, с Сикстинской капеллой. У тебя есть художники, о которых ты думала?
АС: Это меняется, но последнее мое предпочтение это, конечно, маньеристы. Это художники, которых я очень много смотрела, когда работала над этой серией. Микеланджело тоже. Но его позднее творчество тоже считается маньеризмом, когда телесность такая маскулинная и прекрасная, но всё-таки уже несколько деформированная, растянутая, и нельзя сказать, что прямо идеализированная. Маньеризм оказался мне близок, из-за того, что это переходное состояние. Это было переходное время, похожее на наше время, как я это воспринимаю. И общество тогда переживало трансформацию, связанную с разочарованием в идеализированном человеке, и вообще, в идеалах. Маньеристы искали какой-то выход или просто экспериментировали, смотря, что и где читать, и мне это тоже откликалось. И пластически мне очень нравится маньеризм, я просто в восторге о того, что они делали, все эти вытянутые ручки-ножки.
ВГ: Да, вытянутые ручки-ножки, тоже как у Эль Греко. По поводу инсталляции… Что это была за идея подвесить картину к потолку в одном из залов ГРАУНДа? Почему ее нужно воспринимать лежа?
АС: На мой взгляд, всё происходило довольно гармонично. Катя Бочавар, конечно, много внесла. Всё, что она говорила, у меня тоже очень отзывалось. И это классный опыт, когда ты кому-то можешь довериться. Когда я делала первые выставки, 80-90 процентов я делала сама. К примеру, я делала выставку на Проспекте Непокоренных в Санкт-Петербурге. Там был белый куб, шестиметровые потолки. Работы были приклеены скотчем к белым стенам, и изображение перетекало во фрески. Меня эта история тоже занимала. И только сейчас, в ротонде на Солянке, я повторила этот опыт. Я была рада, что так вышло.
Когда картины висят в пространстве или подвешены под потолком — именно так я никогда не делала в своих инсталляциях, и очень здорово, что это получилось, что Катя предложила поставить кушетку. Получился супермэтч.
ВГ: Да, вытянутые ручки-ножки, тоже как у Эль Греко. По поводу инсталляции… Что это была за идея подвесить картину к потолку в одном из залов ГРАУНДа? Почему ее нужно воспринимать лежа?
АС: На мой взгляд, всё происходило довольно гармонично. Катя Бочавар, конечно, много внесла. Всё, что она говорила, у меня тоже очень отзывалось. И это классный опыт, когда ты кому-то можешь довериться. Когда я делала первые выставки, 80-90 процентов я делала сама. К примеру, я делала выставку на Проспекте Непокоренных в Санкт-Петербурге. Там был белый куб, шестиметровые потолки. Работы были приклеены скотчем к белым стенам, и изображение перетекало во фрески. Меня эта история тоже занимала. И только сейчас, в ротонде на Солянке, я повторила этот опыт. Я была рада, что так вышло.
Когда картины висят в пространстве или подвешены под потолком — именно так я никогда не делала в своих инсталляциях, и очень здорово, что это получилось, что Катя предложила поставить кушетку. Получился супермэтч.
Когда я начинала работать над этой серией, я думала про живописные инсталляции XVI века, в которых расписаны и потолки, и стены. Создавались комнаты-обманки, в которых нельзя жить, которые существуют только для развлечения. Они, правда, уже немного барочные. Я воспринимаю их как своего рода живописную тотальную инсталляцию. И от этого я тоже отталкивалась. Одна из идей была собрать все эти образы — с потолка, со стены, и переместить их в поле картины. И тут эта насыщенность… Когда попадаешь в такое пространство, оно ведь этими образами давит. И мне кажется, в экспозиции так и получилось, во всяком случае, в моем восприятии, очень близко к тому, что я хотела.
ВГ: Тебе не хочется сделать когда-нибудь что-нибудь такое «тотальное»? Как ты описала. Типа дворцовой живописи — всю комнату или зал.
АГ: Да, это то, к чему я как будто бы стремлюсь. Это не то чтобы какая-то цель, но внутренне я готова. В принципе я даже так работаю в мастерской: дай мне спортивный зал, и я в какой-то момент заполню его холстами, и они будут везде валяться. Так же мне нравится работать и с пространством — заполнять и заполнять. Для меня это важно. Почему меня заинтересовала вся эта инсталляционность? После окончания Академии художеств им. Репина, 11 лет училища и академии, мне было тесно в формате картины как «окна в мир» и я стала искать другие формы для живописи. Плюс желание заполнить всё пространство, чтобы усилить эффект воздействия, — так я пришла к живописным инсталляциям. Мне казалось, что в современном мире с vr очками и всем таким, просто одной картины будет недостаточно.
ВГ: С одной стороны, на картинах в залах Солянки мощная концентрация образов, а в эркере, наоборот, есть моменты достаточно эскизные. И вот эта эскизная прозрачность вкупе с насыщенностью — в таком дворце я бы очень хотела оказаться. Ты сказала, что твоя мастерская — это спортивный зал.
АГ: Нет, я сказала, что, если бы у меня был спортивный зал, то я бы и его заполнила (общий смех). В мастерскую, которую я снимаю на Проспекте Непокоренных, я заехала в 2019 году. Я снимаю ее одна. Она не очень большая, и сначала это было пустое пространство, но постепенно я его заполняла. Картины были уже на полу, везде-везде. Я четыре года там провела, но в какой-то момент позвала подругу, и мы стали делить это пространство. И сейчас это уже совсем небольшая мастерская. У меня есть стена три на три, которая и позволяет мне делать такие работы. И пока меня всё устраивает.
ВГ: Тебе не хочется сделать когда-нибудь что-нибудь такое «тотальное»? Как ты описала. Типа дворцовой живописи — всю комнату или зал.
АГ: Да, это то, к чему я как будто бы стремлюсь. Это не то чтобы какая-то цель, но внутренне я готова. В принципе я даже так работаю в мастерской: дай мне спортивный зал, и я в какой-то момент заполню его холстами, и они будут везде валяться. Так же мне нравится работать и с пространством — заполнять и заполнять. Для меня это важно. Почему меня заинтересовала вся эта инсталляционность? После окончания Академии художеств им. Репина, 11 лет училища и академии, мне было тесно в формате картины как «окна в мир» и я стала искать другие формы для живописи. Плюс желание заполнить всё пространство, чтобы усилить эффект воздействия, — так я пришла к живописным инсталляциям. Мне казалось, что в современном мире с vr очками и всем таким, просто одной картины будет недостаточно.
ВГ: С одной стороны, на картинах в залах Солянки мощная концентрация образов, а в эркере, наоборот, есть моменты достаточно эскизные. И вот эта эскизная прозрачность вкупе с насыщенностью — в таком дворце я бы очень хотела оказаться. Ты сказала, что твоя мастерская — это спортивный зал.
АГ: Нет, я сказала, что, если бы у меня был спортивный зал, то я бы и его заполнила (общий смех). В мастерскую, которую я снимаю на Проспекте Непокоренных, я заехала в 2019 году. Я снимаю ее одна. Она не очень большая, и сначала это было пустое пространство, но постепенно я его заполняла. Картины были уже на полу, везде-везде. Я четыре года там провела, но в какой-то момент позвала подругу, и мы стали делить это пространство. И сейчас это уже совсем небольшая мастерская. У меня есть стена три на три, которая и позволяет мне делать такие работы. И пока меня всё устраивает.
ВГ: Со стеной три на три ты одну работу делаешь, потом снимаешь и делаешь другую?
АГ: Я их могу менять, но в принципе, да. Я не делаю работы так — взяла и закончила. Как я говорила, это такая процессуальность. Я начинаю, откладываю. Я их как бы перелистываю, на одну сверху накладываю другую. Так как я работаю без подрамников, это всё довольно технически просто.
ВГ: Тебе хотелось бы, чтобы у тебя был спортивный зал?
АГ: Ну-у, да-а. Конечно! Мне кажется, любой художник мечтает о большой светлой мастерской. Думаю, когда-нибудь я к этому приду.
ВГ: Ты сейчас живешь в Санкт-Петербурге?
АГ: Да, уже пятнадцать лет. После окончания Академии художеств, я какое-то время побыла в Финляндии по обмену и вернулась в Питер. Мне нравится Питер, потому что тут рядом Финляндия, Эстония. Можно было ездить. Я привыкла, здесь моя мастерская, мой дом.
ВГ: А сама ты…
АГ: Из Челябинска. Я окончила Челябинское художественное училище. В Академию я поступила не с первого, а со второго раза, но поступила.
ВГ: А галерея PA — ты с ними когда начала работать?
АГ: Мы с ними сотрудничаем с осени 2022 года. С Еленой Паршиной и Надеждой Аванесовой я познакомилась на Проспекте Непокоренных. Это у нас такой кластер, и там человек десять художников. Периодически кто-то меняется, и ребята, которые в основном раньше начали карьеру, их имена уже известны. Что меня очень поддержало, так это то, что все они занимаются живописью. Потому что после Финляндии, после окончания Академии мне казалось, если хочу заниматься современным искусством, то живопись это не то, нет тот медиум, с которым можно заниматься современным искусством. Так мне казалось. Но мне это было близко, и когда я попала на Непокоренных и увидела, что ребята занимаются живописью, я подумала: как здорово!
АГ: Я их могу менять, но в принципе, да. Я не делаю работы так — взяла и закончила. Как я говорила, это такая процессуальность. Я начинаю, откладываю. Я их как бы перелистываю, на одну сверху накладываю другую. Так как я работаю без подрамников, это всё довольно технически просто.
ВГ: Тебе хотелось бы, чтобы у тебя был спортивный зал?
АГ: Ну-у, да-а. Конечно! Мне кажется, любой художник мечтает о большой светлой мастерской. Думаю, когда-нибудь я к этому приду.
ВГ: Ты сейчас живешь в Санкт-Петербурге?
АГ: Да, уже пятнадцать лет. После окончания Академии художеств, я какое-то время побыла в Финляндии по обмену и вернулась в Питер. Мне нравится Питер, потому что тут рядом Финляндия, Эстония. Можно было ездить. Я привыкла, здесь моя мастерская, мой дом.
ВГ: А сама ты…
АГ: Из Челябинска. Я окончила Челябинское художественное училище. В Академию я поступила не с первого, а со второго раза, но поступила.
ВГ: А галерея PA — ты с ними когда начала работать?
АГ: Мы с ними сотрудничаем с осени 2022 года. С Еленой Паршиной и Надеждой Аванесовой я познакомилась на Проспекте Непокоренных. Это у нас такой кластер, и там человек десять художников. Периодически кто-то меняется, и ребята, которые в основном раньше начали карьеру, их имена уже известны. Что меня очень поддержало, так это то, что все они занимаются живописью. Потому что после Финляндии, после окончания Академии мне казалось, если хочу заниматься современным искусством, то живопись это не то, нет тот медиум, с которым можно заниматься современным искусством. Так мне казалось. Но мне это было близко, и когда я попала на Непокоренных и увидела, что ребята занимаются живописью, я подумала: как здорово!
Алиса Горелова и Елена Паршина
ВГ: Что такое Непокоренные?
АГ: Этому пространству уже лет двадцать. Настя Шавлохова, у нее сейчас галерея сцена/szena в Москве, Илья Гапонов, художник, и Ваня Плющ, — вот они втроем организаторы. В Петербурге очень много художников прошло через это место. Это технический этаж бывшего НИИ, а ныне бизнес-центра. Внизу разные офисы, а сверху наш технический. Длинный коридор, много мастерских. Когда открываешь дверь, то сначала попадаешь в наше общее пространство, где пьют кофе. Это тоже мне очень нравится, потому что там такая поддерживающая, friendly обстановка. Там всегда можно что-то обсудить.
ВГ: Настоящее арт-сообщество…
АГ: Оно не объединено какой-то идеей или манифестом, мы просто рядом. Это довольно большой лобби-бар, там стоит три дивана, несколько кресел. Это первое место, куда ты попадаешь, и там постоянно кто-то бывает. Еще внизу есть большой белый куб с шестиметровым потолком, где проводятся выставки. У нас нет своего куратора, который бы за этим следил, поэтому выставки проводятся стихийно.
ВГ: Много в Питере таких пространств?
АГ: Я думаю, немного. Есть бывшие заводы, которые, как это принято, отдаются под мастерские. Но это совсем не то. Есть еще объединение «Паразиты», чуть ли не самое давнее в Петербурге. Вот их как будто бы объединяет какая-то идея — делать выставки раз в две недели. Вот это сообщество.
ВГ: В экспозиции твои картины «озвучены». У инсталляции есть саундтрек.
АГ: Я очень люблю, когда на выставках есть звук. Мария Аникеева написала музыку специально для выставки. Здесь всё вместе очень хорошо сработало. Музыка обволакивает и переносит далеко от Москвы. Ощущение, что ты попал куда-то, где сейчас то ли начнется какое-то важное действие, то ли уже всё прошло, и в пустых залах остались только живопись и музыка.
АГ: Этому пространству уже лет двадцать. Настя Шавлохова, у нее сейчас галерея сцена/szena в Москве, Илья Гапонов, художник, и Ваня Плющ, — вот они втроем организаторы. В Петербурге очень много художников прошло через это место. Это технический этаж бывшего НИИ, а ныне бизнес-центра. Внизу разные офисы, а сверху наш технический. Длинный коридор, много мастерских. Когда открываешь дверь, то сначала попадаешь в наше общее пространство, где пьют кофе. Это тоже мне очень нравится, потому что там такая поддерживающая, friendly обстановка. Там всегда можно что-то обсудить.
ВГ: Настоящее арт-сообщество…
АГ: Оно не объединено какой-то идеей или манифестом, мы просто рядом. Это довольно большой лобби-бар, там стоит три дивана, несколько кресел. Это первое место, куда ты попадаешь, и там постоянно кто-то бывает. Еще внизу есть большой белый куб с шестиметровым потолком, где проводятся выставки. У нас нет своего куратора, который бы за этим следил, поэтому выставки проводятся стихийно.
ВГ: Много в Питере таких пространств?
АГ: Я думаю, немного. Есть бывшие заводы, которые, как это принято, отдаются под мастерские. Но это совсем не то. Есть еще объединение «Паразиты», чуть ли не самое давнее в Петербурге. Вот их как будто бы объединяет какая-то идея — делать выставки раз в две недели. Вот это сообщество.
ВГ: В экспозиции твои картины «озвучены». У инсталляции есть саундтрек.
АГ: Я очень люблю, когда на выставках есть звук. Мария Аникеева написала музыку специально для выставки. Здесь всё вместе очень хорошо сработало. Музыка обволакивает и переносит далеко от Москвы. Ощущение, что ты попал куда-то, где сейчас то ли начнется какое-то важное действие, то ли уже всё прошло, и в пустых залах остались только живопись и музыка.
Композитор Мария Аникеева
ВГ: Кроме живописи, с какими медиа ты работаешь?
АГ: В 2021 году я довольно много шила и называла это «текстильной скульптурой». Сделала несколько выставок. Еще снимала небольшие видео, больше похожие на анимированные гифки. Это был для меня эксперимент, игра и расширение своей практики. В 2022 году я решила, что всё-таки сосредоточусь на живописи, потому что настроение для экспериментов немного ушло. Живопись это то, в чем я максимально могу себя выразить.
ВГ: Ты занималась керамикой?
АГ: У меня в Финляндии был опыт с керамикой. И еще в резиденции в Китае я расписывала керамику. В Китае очень развит фарфор, миллион разных форм. Нам просто давали разные формы. Я делала там тоже росписи с телами, и очень хорошо это всё вышло. Но там оно и осталось.
ВГ: А если представить, что тебе завтра скажут, мы запрещаем тебе рисовать тела, у тебя есть что-то в запасе, План Б?
АГ: Конечно, есть! Я думаю об этом. Я думаю, как мне брать еще что-то. Может быть, пейзаж или деревья, но они тоже должны переплетаться. Я много смотрю гобеленов, и там тоже всё переплетается и пластично. Но, мне кажется, что даже маленькие стаффажные человечки для меня как будто важны. Всё-таки фигура человека для меня всегда была важна. Так было и когда я училась, на пленэрах, где все обычно рисовали домики. Это просто, но меня это не удовлетворяет. Мне всегда хочется туда кого-то поселить. Но, да, я думаю о каких-то еще запасных вариантах.
А пока Алиса не приступила к Плану Б, предлагаем вам лично посетить место, где обитают драконы до 16 февраля включительно.
АГ: В 2021 году я довольно много шила и называла это «текстильной скульптурой». Сделала несколько выставок. Еще снимала небольшие видео, больше похожие на анимированные гифки. Это был для меня эксперимент, игра и расширение своей практики. В 2022 году я решила, что всё-таки сосредоточусь на живописи, потому что настроение для экспериментов немного ушло. Живопись это то, в чем я максимально могу себя выразить.
ВГ: Ты занималась керамикой?
АГ: У меня в Финляндии был опыт с керамикой. И еще в резиденции в Китае я расписывала керамику. В Китае очень развит фарфор, миллион разных форм. Нам просто давали разные формы. Я делала там тоже росписи с телами, и очень хорошо это всё вышло. Но там оно и осталось.
ВГ: А если представить, что тебе завтра скажут, мы запрещаем тебе рисовать тела, у тебя есть что-то в запасе, План Б?
АГ: Конечно, есть! Я думаю об этом. Я думаю, как мне брать еще что-то. Может быть, пейзаж или деревья, но они тоже должны переплетаться. Я много смотрю гобеленов, и там тоже всё переплетается и пластично. Но, мне кажется, что даже маленькие стаффажные человечки для меня как будто важны. Всё-таки фигура человека для меня всегда была важна. Так было и когда я училась, на пленэрах, где все обычно рисовали домики. Это просто, но меня это не удовлетворяет. Мне всегда хочется туда кого-то поселить. Но, да, я думаю о каких-то еще запасных вариантах.
А пока Алиса не приступила к Плану Б, предлагаем вам лично посетить место, где обитают драконы до 16 февраля включительно.