В будущее взяли всех

Для своих работ в ГРАУНД Солянке Саша Мороз использовала бумагу и пастель покойного Юрия Злотникова. Ее выставка проходит в рамках экспозиции, посвященной этому выдающемуся художнику.

Вероника Георгиева: Саша, твоя выставка «Предрассветные сумерки» занимает особенное выставочное место в ГРАУНД Солянке — эркер.

Саша Мороз: Мне было отчасти страшно, потому что эркер ГРАУНД Солянки — это легендарное место. Об этом эркере мне рассказывали многие художники, которые делали там проекты. То есть, это место с историей. И мне было важно в эту историю правильно встроиться, я имею в виду традицию передачи связей.

ВГ: Как раз про связи, твоя экспозиция — часть большой выставки, посвященной художнику Юрию Савельевичу Злотникову, представителю Второго русского авангарда. Как получилось, что ты оказалась в этом ряду?

СМ: С Никитой Спиридоновым (куратор выставки, ред.) мы вместе работали в галерее «Парк». Он знал, что у меня есть работы, отсылающие к Юрию Савельевичу. Это действительно так, их много. Я довольно много делала оммажей, посвященных этому художнику. А как без них? Это то, что для меня является одним из столпов, на которых держится мое искусство — внутренне, интуитивно я причисляю себя к наследникам, последователям, продолжателям Второго авангарда.

Что происходило дальше? А дальше мы познакомились с братьями Злотниковыми. Общение с братьями Злотниковыми для меня было просто шедевральным. Мы провели вместе два дня и один вечер в их мастерской на Цветном бульваре. Было замечательно. Это было такое соприкосновение с древностью. Древностью я называю время Юрия Савельевича, потому что при небольшом промежутке фантазийного времени может пройти большое реальное время, и наоборот. Здесь я чувствую, что это просто динозавры какие-то! Там очень большие залежи «истории воображаемого», как говорил Сартр. У Жана-Поля Сартра есть программная статья, которая называется «Воображаемое», и я обычно отталкиваюсь от этой статьи, когда говорю про что-то, что имеет связь с воображением художника. Почему я говорю об этом? Потому что воображение Юрия Савельевича Злотникова и порождаемые им мотивы меня очень сильно заинтересовали. Я, как детективное агентство какое-то, просто ходила по его мастерской как ищейка и буквально нюхала его пастель. Внуки Злотникова предложили смелое решение: давай попробуем порисовать на бумаге нашего деда его же пастелью. Сможешь?

ВГ: Да! Для своих рисунков в эркере ты использовала бумагу и пастель Юрия Злотникова. Меня поразило это решение — использовать материалы почившего художника, поклонником которого ты являешься. Кому изначально пришла в голову эта идея?

СМ: Саше и Андрею (внукам Ю.С. Злотникова, ред.), конечно. Я бы не могла такое предложить, в принципе. Потому что такое не предлагают.

ВГ: Ты ведь лично не была знакома с Юрием Савельевичем?

СМ: Нет, конечно. Я из тех поклонников, которые изучают по книгам, энциклопедиям. В Институте современного искусства «База» на выставках Злотникова мы много говорили о нем, о его «Сигнальной системе» и других его системах. У него ведь есть не только Сигнальная система, но и другие условные обозначения для различных аспектов нашей жизни — тактильности и многого другого. Я просто ходила по Москве и ловила моменты, где я могу посмотреть эти вещи, которые меня интересовали. Была, например, замечательная, просто чудесная выставка в pop/off/art галерее. И она мне запомнилась больше прочих, потому что на одной из выставок — их было несколько — был его «Библейский цикл».

Мне страшно понравилась история про «божественный импульс», как я это называю. Как это называл Юрий Савельевич, я не знаю, но я считаю, что дух возносится определенным образом, и я видела воочию, что художник на картине может это передать за счет перемены мест линий, фигур и всего остального, абстрактно.

Мне очень нравится, что выставка называется не «Назад, к Злотникову!», то есть, в историю, а «Вперед, к Злотникову!» И в этом смысле я очень благодарна куратору Никите Спиридонову за такое любопытное видение ситуации со Вторым авангардом. А видение такое: Второй авангард должен быть продолжен. Поэтому Никита позвал современных художников, писателей, танцоров. К примеру, Дарья Плохова сделала видео, но был заявлен и перформанс. То есть, представлены те пластические вещи, которые были важны для Юрия Савельевича, как для великого гения пластики, мифа, воображения, человека, который создавал иллюзии в пластике и проектировал их в реальности. А для того, чтобы проектировать иллюзию нужно быть гением, и я действительно его таковым считаю. Он делал иллюзии таким образом, как будто в реальности они действительно существуют, существовали и будут существовать всегда.

Леонид Александровский, мой издатель — очень помог мне с формулировкой, сказав, что Второй авангард это обязательная составляющая человека, который имеет достоинство в наше время. Я ничего не имею против Первого авангарда, потому что это всё-таки более основательная вещь. Но Второй авангард мне кажется более близким моей собственной душе. Так сложились обстоятельства, что я более-менее всю жизнь, те тридцать пять лет, что я живу на свете, я живу, производя искусство неофициально. И я довольно много сталкивалась с тем, что именно неофициальное искусство и его представители для меня являются родными людьми, моими близкими, моими родственниками по духу. Я об этом много читала, много плакала на эту тему, потому что это не самые приятные вещи в нашей истории, когда людям приходится быть неофициальными просто для того, чтобы быть. И хотя то, что я сейчас говорю, не очень лестно для наших гуманитарных амбиций, выставка «Вперед, к Злотникову!» так ставит вопрос, что Юрий Савельевич, что удивительно, при том гениальном, гигантском наследии, которое он оставил, становится классиком антиформализма.

Я сейчас поясню, что я имею в виду. Я считаю, что Юрий Савельевич Злотников на этой выставке представлен как классик анти- или псевдо-формализма. Что я имею в виду? На выставке представлены работы, организованные — я думаю, Сашей Злотниковым или всеми вместе — как нарратив. Наследие Юрий Савельевич можно распределить определенным образом — и те нелинейные нарративы, которые организуются за счет экспозиции и т. д., несут, как и на любой выставке, определенный заряд.

Может быть, куратор Никита Спиридонов со мной поспорит, может, согласится со мной, но я как самостоятельное существо, имеющее отношение к современному искусству, хочу заметить, что выставка смотрит в будущее. Это будущее, в которое взяли всех, и я хочу в этом смысле еще раз проговорить мантру Ильи Кабакова, который уехал за рубеж, хочу заметить. Илья и Эмилия Кабаковы прославились, в частности, фразой «в будущее возьмут не всех». Но в будущее взяли всех, потому что неофициальное искусство Второй волны авангарда постепенно становится видимым. Эта волна постепенно становится нашим культурным наследием.

Я сейчас буду делать выставку в Самаре. Я не родственник Юрия Савельевича, но я потихонечку погружаюсь в эту среду, среду концептуализма и т. д. То, что было для меня свойским и собранным в личном энциклопедическом виде, вдруг обрастает практикой, знакомствами, и я начинаю на практике это всё применять. Это очень любопытно для молодого художника, я считаю; мне тридцать пять, но я всё-таки считаю себя молодым художником. Наше поколение до сорока еще щенки (общий смех). Так вот по поводу Самары. На открытие выставки в ГРАУНДе пришел и заглянул в эркер друг Юрия Савельевича, который мне поведал, что после одной из выставок в Москве Злотников отправился в Самару для того, чтобы сделать там региональную экспериментальную выставку.

ВГ: Саша, в чем для тебя лично смысл «Сигнальной системы» Злотникова, и как ты его продолжила на выставке в эркере?

СМ: «Сигнальную систему» я понимаю, в первую очередь, как систему импульсов. Я беру энергетическую, интуитивную составляющую. Мы договорились с Андреем и Сашей, что, поскольку у нас сейчас нет времени для того, чтобы делать теоретические выкладки, чтобы формализовать это каким-то образом, мы действуем так: я как абсолютный неофит ничего не думаю, ничего не знаю, а просто вслепую интуитивно воспринимаю эту систему, которую вижу, и с помощью пастели, определенным образом заряженной исторически, имея дело с этим историческим следом, на пустом листе бумаги делаю то, что я соображаю и воображаю в своей голове. Делаю я это в присутствии внуков Злотникова. То, что я делала в эркере, отталкивалось от самого строения эркера, его выпуклости, его неровностей. Всё это было моими руками прощупано и понято на человеческом уровне. Я там ползала как таракашка… На видео в эркере есть полная запись моей работы — десять видео, которые показывают, каким образом мы общались и т. д.

Это был вечер и день, когда я сделала все работы, представленные в эркере. Первый, подготовительный этап нашей работы. Второй этап заключался в том, что я делала сам эркер по заказу Кати Бочавар. Катя придумала для меня эту возможность, за что ей большое спасибо. До меня эркером в таком виде занималась Алиса Горелова. Я была на этой выставки и видела работу Алисы. Это мне очень помогло, потому что, во-первых, я впитала как возможность то, что мы можем рисовать на стенах, что важно — это всегда очень приятно, не скрою. Во-вторых, я увидела, что Алиса работает по эскизам, и я тоже сделала своего рода эскиз-каркас того, как я вижу свое художественное вмешательство, свою стыковку с поверхностью.

Вторая моя работа в эркере состоит из трех слоев. Это тоже связано в Юрием Савельевичем, потому что Злотников, как я поняла из разговоров с его наследниками, тоже работал в несколько этапов по системе, где можно последовательно слоями накладывать разные смыслы. Мы делаем первый этап как фундамент дома, а потом на фундамент сверху накладываем слои. Это такой слоеный пирог. В постмодернизме слои становятся уже неотделимыми друг от друга. Приведу пример из современного искусства: неоинфантилы — Анна Афонина, Евгений Музалевский, мои замечательные современники, с которыми мы вместе учились в Школе Родченко. Они занимаются тем же самым «слоизмом» на уровне постмодернизма — там все связано. В моем случае эта связь разграничивается: я беру слой за слоем. Я как археолог, который постепенно ползет не вниз, а вверх. В этом смысле я с Юрием Савельевичем имею какое-то соприкосновение, потому что он тоже действовал таким образом, и это отражено в книге «Трансфинитное искусство» Владимира Слепяна.

А как я вообще соприкасаюсь с «Сигнальной системой»? Есть определенные реперные точки, с которых я начинаю свою работу. Эркер делался в три этапа. Эскиз я делала масляной пастелью Юрия Савельевича. Сверху на эскиз была наложена акриловая краска определенных тонов, которые я сама выбрала для «Сумеречной зоны» ( откуда взялась сумеречная зона? название проекта — Предрассветные сумерки ведь? и потом ты тоже говоришь именно о Сумеречной зоне) Это тоже связано со Злотниковым — «Предрассветные сумерки», так называется выставка. Мы, наконец, дошли до названия! Но я всё делаю в обратную сторону…

Сумеречная зона для меня является главным наблюдательным пунктом исторического процесса. Сумеречная зона это та зона, в которой мы находились в тот момент, когда должен был наступит рассвет. С этим связано много культурных сюжетов и притч. Образ сумеречной зоны встречается у фантастов, у Набокова, и мы более или менее представляем себе этот образ.

ВГ: А у Злотникова где сумеречная зона?

СМ: Там, где «Библейский цикл», я думаю. Это очень рискованное высказывание, но на первом этапе знакомства с его наследием, моя гипотеза такая. Там где библейские сюжеты и тезисы, там Злотников переходит в сумеречную зону наблюдения. Поэтому то, что я делала в эркере связано с религией. На открытии я в какой-то момент сказала посетительнице, которая меня допрашивала на предмет моей совместимости с Юрием Савельевичем, что я еврейка-старообрядка. Там потом был большой спор по поводу того, что это означает. Я довольно много знаю про старообрядчество — так уж вышло, что это мои корни. Третий этап работы с эркером был такой: я покрыла «Сумеречную зону» родным цветом фона эркера, цветом, в который окрашены стены эркера, — это не белый, а серый цвет, по Пантону это, если я правильно помню, 4.48. Так вот, я покрыла «Сумеречную зону» этим серым цветом в определенной последовательности, с определенной трансформирующей пространство игрой.

За то время, пока я делала первые два слоя, я успела изучить акустику этого места, как там работает звук, как он отражается. И в этой трансформирующей работе третьего слоя я ближе всего подхожу к работе Юрия Савельевича, потому что он очень точно визуализировал акустические моменты пространства, в котором он работал. Это доказано, есть много теоретических статей, посвященных звуку, акустике и тому, как Злотников ее визуализирует. Это серьезная вещь. Я к ней с кондачка не могу подойти, могу только сказать, что я писала диссертацию на тему философии музыки в Институте философии Российской Академии наук у Елены Петровской в качестве научного руководителя. Я довольно долго занималась этим вопросом. Мне помогал как консультант Олег Аронсон. Но я плохо работала, потому что на тот момент мне интереснее была практика. Мне всегда интереснее практика. Как художница я больше занимаюсь практикой, чем, чем бы то ни было. Теоретик я довольно странный.

Мне в этом смысле очень помогли разговоры с Сашей Злотниковым, который отстаивал и продолжает отстаивать независимость Юрия Савельевича как самостоятельного актора, как деятеля, независимого от институций. Насколько я знаю, у Юрия Савельевича не было высшего образования, так же как у Иосифа Бродского. Самообразование это великая вещь. И в этом смысле сама я, с одной стороны, делаю какое-то соприкосновение с институциями, когда понимаю, что академизм, строгость формы и пунктуальность всё-таки важны. Стараюсь быть четкой относительно каких-то точек, где мне это важно. Остальное же, к сожалению или к счастью, предоставляю своей интуиции.

ВГ: Расскажи, пожалуйста, про свою книгу, которую ты будешь презентовать в Солянке 17 апреля. Почему она называется «Кучки небесные»?

СМ: Я писала эту книгу восемь лет, тоже по следам Второго авангарда, но уже в литературе. Она выходит в издательстве Ibicus Press и называется «Кучки небесные», потому что кучки это образ, пронизывающий всю книгу. Мне вчера папа очень интересную вещь сказал. Я подозревала, но не знала толком. Он сказал, что на сербском есть слово «кућа» и слово «кучко». Это два разных слова, два разных «Ч». Кучки в первом значении это «домики», то есть «небесные дома», и это очень сильно отражает то, что я хотела сказать. А в другом значении («кучко») — «сучка». Поэтому теперь я хочу сделать презентацию в Сербии.

Я пока еще только становлюсь в этом плане. До этого я писала только поэзию. У меня вышло две книги стихов. Одна вышла в Чебоксарах после того, как стихи номинировали в 2017 году на Премию Аркадия Трофимовича Драгомощенко. «Кучки небесные» — это сборник маленьких рассказов. Самая большая повесть — 17 страниц. Все остальные это очень маленькие, сжатые, плотные рассказы, в которых большую роль играет … вымя культуры. Когда я опубликовала первые два-три рассказа, к ним прилагался замечательный комментарий одной интернет-работницы, которая написала следующее: «Мы не должны забывать о роли раковины, в которую все сливается» (общий смех). Она это называет kitchen sink. Есть определенная штучка в культуре, где мы открываем пробку и… Можно из бутылки вина вынуть пробку и вино употребить, а можно вынуть пробку из ванны, и всё уйдет… Так вот, «Кучки небесные» это такая тиражная экспозиция о возможности вынуть пробку.

ВГ: Твои рисунки есть в книге?

СМ: Да, там есть иллюстрации и есть вложения. Обложку тоже делала я. Там такая девочка под стулом. Очень приятно, что Леонид Александровский дал мне возможность полностью отдать себе отчет в том, как визуально будет выглядеть книга. Он любит книги художников. Помимо меня в серии представлен еще Альберт Солдатов с книгой «Джилл Валентайн должна умереть». Это очень хорошая книга. Я считаю, что картинки в книгах это возможность высказаться как художнику, так и писателю. Это такая символическая игра. Мы можем таким образом выражать те или иные признания, делать посвящения и т.д. Почему я об этом говорю? Есть большой спор по поводу иллюстративности иллюстраций, по поводу их горизонтальности. Вот есть художник, есть писатель и есть эти два поля, и они как-то между собой сопрягаются. Я довольно много времени посвящаю в своей работе связи между поэзией и современным изобразительным искусством. Это всё очень мало изучено, и мне хотелось бы, чтобы параллели между текстуальными и визуальными медиа были гораздо более очевидными, чем сейчас. Я считаю это очень важным, моя деятельность подразумевает это. И в любой более или менее свободный от работы момент я стараюсь делать об этом лекции и посредничать между медиа, насколько это возможно.

ВГ: Будет интересно услышать об этом на презентации 17 апреля. Ты ведь будешь рассказывать об этом слиянии — не сливе, но слиянии? (общий смех)

СМ: Обязательно. Потому что без этого книжка будет неполной, нужен какой-то комментарий. Леонид сделал, как мне кажется, замечательную аннотацию, очень смешную. Я люблю такое, там есть много аллюзий на современные тенденции, например — «публичный выход или выходка».



Ждем вас на презентации книги Саши Мороз 17 апреля в 19.00. Выставка «Предрассветные сумерки» идет до 22 апреля включительно.